Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— А в худшем? — поинтересовался я, холодея внутри.

— Вообще — из органов. Уж очень ты разозлил министра Внешторга. Он требует наказания тому, кто «ведет подкоп под устои министерства», — явно повторяя чьи-то слова, важно подчеркнул кадровик. — С министром не поспоришь — он член ЦК. Сам понимаешь.

Я не понимал и спросил:

— А если я прав?

— Ну и что? — хмыкнул кадровик.

Меня это «ну и что» доконало. И я решил, что жизнь в разведке кончилась. Через пару часов вышел я из родного пятого подъезда — «энтээровского» — на Дзержинку и побрел вниз к Большому театру. Побрел, куда глаза глядят. А глаза усмотрели вывеску на солидном здании, что напротив кинотеатра «Метрополь».

Черная доска золотом гласила: «Министерство морского флота СССР». В голове мелькнуло: все же я моряк, пусть военный, но флотский. И, отчаянно цепляясь за надежду найти в министерстве у моряков новое пристанище, если… — я вошел в подъезд здания. О «если» думать не хотелось, но ноги уже несли меня по вестибюлю к дежурному.

В этот раз во мне сработало жизнеутверждающее и упреждающее правило, которое позднее я в своей биографии сформулировал, как правило «пяти копеек» — это когда я подходил к станции метро, то метров за сто готовил пять копеек для входа.

Вахтер указал мне этаж и номер кабинета кадров Морфлота.

— Вы — моряк? — добродушно и располагающе спросил полноватый, в форме, моряк, на кителе которого несколькими рядами громоздились планки боевых наград. Эдакая противоположность «моему» кадровику, с которым я недавно расстался.

— Военный моряк, инженер-артиллерист. Пять лет учебы в городе на Неве. Крейсера, сторожевики, Балтика и Север.

— ДМБ — демобилизуешься? По здоровью?

— Нет. Сокращение, — слукавил я, давая себе слово при первой возможности рассказать причину ухода, естественно, без подробностей — уж очень мне не хотелось входить в среду моряков с ложью за пазухой.

Кадровик пояснил обстановку:

— Быстро в море направить тебя не могу, не обещаю. Разве что — на танкера, третьим штурманом, пока?

— А почему на танкера быстрее? — поинтересовался я.

— Горят они, и моряки не очень-то их жалуют. Но это, конечно, если тебе нужен срочный заработок.

«Нужен, ой как нужен», — думал я о своей семье, в которой я сам был четвертым.

— На танкера так на танкера, — согласился я.

— Ну, вот и ладненько. Возьми анкеты, подготовь автобиографию с родственниками «до пятого колена» — в будущем предстоит загранка, лет через пять. А пока будешь в каботаже — прибрежном плавании, вдоль границ Союза.

Я подумал: какая там загранка, я напичкан секретами по самое горло. Но промолчал. А заполненные анкеты и по сей день лежат в моем личном архиве.

И тем не менее я проработал во Внешторге еще более десяти лет. И весьма успешно.

Что же радовало? Торжество правды, пусть довольно шумной, но все же истины в интересах государства. В этой ситуации я еще глубже стал понимать, что безопасность моей страны — это не только работа военного контрразведчика, ноу-хау и образцы по линии НТР, но и прямой экономический вклад в дело Родины.

С оперативной точки зрения в этом деле мне помог японский бизнесмен, который подсказал о факте завышения цен Западом. Этот японец стал первой вехой в создании «масштабной системы» противодействия КОКОМ с позиции НТР.

Но «чудо» в отношении госбезопасности и Внешторга не могло бы свершиться, если бы не мой частный визит в ЦК партии к старому знакомому — да-да, к тому самому Виктору Сергеевичу, с которым судьба свела меня в Англии еще в шестьдесят втором году.

И конечно, мой разговор с Михаилом Ивановичем, причем не с точки зрения защиты меня по линии ГРАДа, как это оговаривалось в документе о моем членстве в нем, а по линии здравого смысла.

* * *

Для меня год закончился весьма неплохо. Я стал развертывать работу с японцами, получена информация и образцы, появились новые полезные связи среди деловых людей в ФРГ, Австрии, Франции. И все же моими любимыми контактами были японцы.

Информатор для нужд наших заводов

Главное удовлетворение я получил, как разведчик, в результате привлечения к сотрудничеству японского специалиста, которого назвал «Фуруй».

Он помог найти «вездеход» для сверхчистых веществ. Известно, что ни электроника, ни химия, ни, тем более, атомная энергетика не могут существовать без сверхчистых материалов и воды. Как правило, получение абсолютно чистого материала, в котором нет даже следов других веществ, зависит от технологии очистки. Это сейчас по телевидению домохозяйкам предлагают систему получения сверхчистой воды в квартирных условиях. А тогда, в середине шестидесятых годов, специальные вещества для очистки — ионообменные смолы (амберлиты) — находились в стадии эксперимента. Универсальных смол не было — их нет и сейчас, а были избирательные смолы. Для получения каждого сверхчистого материала — своя.

Разведзадание гласило: «…добывать образцы и технологию производства экспериментальных ионообменных смол серии „х“, главным образом американского и английского производства».