Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— Как сложились ваши годы после войны? — старался я сохранить доверительность в беседе, столь несвойственную для японца, особенно в отношении иностранца.

— Трудно, Ma-сан, очень трудно. Голод в конце сороковых коснулся и моей семьи. Отец погиб в Хиросиме, мать была со мной в деревне. Старшие братья исчезли в Азии во время войны с американцами.

— Трудное было время и у нас, в Союзе. Война тяжела не только временем битв, но и последствиями, — попытался вставить слово в разговор и я.

— Ma-сан, я познал самое мрачное в жизни — предательство.

Такое заявление Хикари озадачило меня, и я стал ждать продолжения разговора. Но все же спросил:

— Кто предал? За что?

— После войны молодежь объединялась в группы выживания. Много спорили о будущем Страны восходящего солнца. Казалось, что разруха — это на многие десятилетия. И еще — оккупация американцами, которые нас за людей не считали, называя в глаза и за глаза «макаками». Другого обращения мы не слышали.

— А кто же предал?

— Мои товарищи, — спокойно ответил Хикари, — мои товарищи. Когда я заболел туберкулезом, они бросили меня — никто в больницу не пришел. Видимо, считали меня отверженным после облучения.

— Но потом была учеба в университете? Работа на фирме? Русский язык?

— Я потому и выжил, что хотел сам всего достичь… Один мой дальний родственник выжил в вашем плену. Вообще те, кто пребывал в плену, чаще всего выживали, а их семьи здесь, в Японии, погибали от голода. Это — у себя, на родине.

Хикари поведал мне свою историю. Его дальний родственник — дядя — был солдатом Квантунской армии и три года провел в плену. Там он выучил русский язык и познакомился с жизнью России. Там у него образовалось что-то вроде семьи. Женщина имела двух детей и в войне потеряла мужа. Они сошлись, и дядя стал желанным для детей. Но ему ни остаться в России, ни взять свою новую семью с собой в Японию не разрешили. Он не мог даже переписываться с ними.

— Дядя укрепил во мне веру в полезность добрососедских отношений с Россией, называя ее краем безбрежных богатств, населенным людьми доброй воли. Он все время повторял, что именно с Россией надо торговать — там есть все.

Я жадно внимал словам японца, который раскрывал свою душу. Во мне бродил хмель возможной удачи на профессиональной стезе, которой я шел уже не один год.

— …учи русский язык — это будет твое богатство на многие годы, может быть на всю жизнь, — так поучал дядя Хикари.

Дядя устроился в бюро переводов, закончив к тому времени курсы при Хиросимском университете. Русский язык начал кормить его, и это видел Хикари.

Следуя советам дяди, Хикари уехал в Токио, сразу же после относительного выздоровления. А пока там учился в университете, ходил на курсы русского языка при Кафедральном соборе Святого Николая.

— Какой вы веры, Дзю-сан? — спросил я Хикари в надежде узнать о его связях с русской общиной в Токио.

— Всего понемножку: синто, буддизм и что-то от Конфуция. Но все это по зову души и время от времени. Больше обычай, чем вера. В общем, не так, как в христианстве или исламе.

— А к какой партии вы принадлежите? Это ведь тоже — вера? Не правда ли?

— До болезни искал утешение в марксизме, как и товарищи, бросившие меня. В Марксе главное для нас было: как положить конец войнам?

— И все же?

— Голосую за социал-демократов, но в партию не вхожу. Хочется верить в роль этого политического течения на судьбы простых людей.

Меня интересовала позиция Хикари в отношении торговли с моей страной. Особенно, какое место он отводил в этом деле себе. Цепочка его интересов уже намечалась: дядя с его уважением к России — русский язык — коммерческое образование — контакт с торгпредством. Конечно, многие коммерсанты шли этим путем. Но в чем «изюминка» в личности Хикари? Точнее, Хикари — торгпредство — личный успех?

— Дзю-сан, — спросил я моего спутника, — что вы ожидаете от торговли с нами? Лично вы? Для себя?

— Надежда на интересную работу. В будущем меня обещали послать представителем в Москву, если… если там удастся открыть отделение.

— Но вы же знаете, что таких отделений пока в Москве нет? Ни у одной из японских фирм.

— Но переговоры ведутся с вашей стороной.

Так, становится ясным: его планы связаны с работой от фирмы в Москве. Я знаю, что его фирма — это отделение от крупной торговой структуры, формально не имеющее финансового контакта с «мамой». Так делали группы корпораций из тех, «дзайбацу».

Еще тогда, в Японии, я обобщал свои наблюдения и отправлял их в виде писем в Центр. Теперь мне эти сведения пригодились, когда решался вопрос о «масштабной системе», как я уже сознательно называл будущую структуру по «взлому» эмбарго.

Вот так случилось, что Хикари все чаще фигурировал в моих надеждах на создание системы, контуры которой все еще никак не хотели определяться.

И для авиации, и для подлодок, и для космоса. Весной шестьдесят шестого года я побывал в Токио с коротким визитом. Там я встретился с Фуруем, от которого получил очередную информацию и образцы новинок в области амберлитов.