Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

Проведал я старого знакомца «Миуру» — главу фирмы-производителя холодильного оборудования. Его я знал чуть ли не с первых дней приезда в Японию. Это был молодой японец с типичной хваткой американского бизнесмена. Приняв серьезное дело от отца, он рвался на советский рынок, а в «ХМИ» целая контора работала над закупкой такого оборудования. Самый маленький контракт у нее был чаще всего под миллион долларов. Для Миуры моя помощь во вхождении его в среду сотрудников «ХМИ» была решающей.

Во время этого визита в Токио я оговорил с Миурой задание по «его профилю»: добыть установку и информацию. Задание, которое поставило конструкторское бюро авиатора Ильюшина. В информационном отделе НТР мне объяснили следующее:

— Бодров, задание архиважное, — начал «надувать пузырь» добродушный мой коллега, сидящий на связи НТР с заказчиком из промышленности. — Создается пассажирский лайнер нового поколения Ил-62.

— Знаю такой, — ответил я; во мне еще бродили остатки пережитого летного увлечения в аэроклубе и работы в авиадивизии на Севере. — Машина — классная и красивая. Побольше, чем «Комета», на которой я летал в Лондон в шестьдесят втором году.

— «ИЛ» не может получить международный сертификат качества без… системы кондиционирования, — скучно заметил мой коллега. — Вот смотри и читай задание от ВПК.

Я взял бланк:

«…добыть оборудование системы кондиционирования воздуха американской фирмы „Боинг“ к модели Боинг-707, а именно: полный комплект установки, техническое описание и инструкции по эксплуатации, контролю и ремонту».

— Видишь, выделено 130 000 долларов — это очень много и… ответственно. Как бы ты не погорел на этом задании? — стал пугать меня старший товарищ, который уже однажды рассказал мне о кирпичах вместо присланного в Союз образца — шутка западной контрразведки, перехватившей наш канал.

— Ладно, Евлампиевич, будем работать. Есть задумки. Сам ведь говоришь, что это задание поставлено разведке, потому что ни по частям, ни целиком Боинг-707 в страны Восточного блока не продается. Так ведь?

Пока я был в Токио, Миура сообщил мне, что канал выполнения задания найден — через авиакомпанию «Пан Америкен» под предлогом интереса фирмы Миуры к кондиционерам такого типа. Я оговорил с ним условия выполнения задания: сроки, доставку, оплату.

Однако дело до привоза установки в Союз не дошло. Через пару месяцев Миура прилетел в Москву и привез с собой полный комплект рабочих чертежей, полное описание и нужные инструкции. Когда наши специалисты просмотрели гору информации в несколько тысяч листов, то вполне удовлетворились.

Задание было выполнено и с проработки в разведке снято. Более того, Миура не взял за все это ни полдоллара. Проблема случилась в другом. А мои руководители не могли взять в толк: почему источник информации отказывался от тысячи долларов наградных?

— Поймите, что ему нужна помощь в проникновении на наш рынок, а не деньги!

А мне в ответ:

— Нет такого миллионера, который отказался бы от живых тысячи долларов.

— Но здесь другой уровень отношений, — кипятился я, — основа работы с ним другая. У японцев это все сложнее.

Но руководители были неумолимы. Я же не ожидал от этого дела ничего хорошего.

— Ma-сан, эти доллары я не возьму, — вежливо, но не по-японски решительно отказался Миура. — Мы ведь — друзья с вами?

А для меня наступило время мучительных раздумий: как сделать «другу» подарок за тысячу… рублей. За доллары тогда ничего купить было нельзя — они просто не ходили по рукам, и наличие их было наказуемо. Но за тысячу рублей можно попробовать купить что-либо. За такую сумму я достойного сувенира в Москве не обнаружил, потому пришлось купить два по пятьсот рублей.

Я вручил Миуре грузинской чеканки маленькие стаканчики на серебряном подносе, и еще — рог, отделанный серебром. В этом случае проблем с вручением не было.

Позднее я узнал, что конструкторское бюро Илюшина использовало кондиционер от Боинга в создании отечественной системы кондиционирования воздуха для стратегических бомбардировщиков, подводных лодок и космических кораблей.

В благодарность за эту информацию и за другие «щепетильные» дела, связанные с разведзаданиями, я помог Миуре открыть в Москве собственное коммерческое бюро. Конечно, при поддержке моего руководства по линии НТР.

В общении с Миурой мне казалось, что я разобрался с «загадочной японской душой». И напрасно. Шеф бюро фирмы в Москве знал русский язык еще со времен войны — был в плену у нас.

Как-то Миура спросил меня:

— Скажите, Ma-сан, мой глава бюро хорошо знает русский? Он просит себе девушку-переводчицу для работы в офисе.

Глава бюро знал язык хорошо: мог свободно говорить, переводить, писать. Но это был все же не его родной язык, и, конечно, были шероховатости. О последнем я сказал Миуре. По японским обычаям нужна была не правда, а лесть. Миура сделал свой вывод: раз я хвалил, но сделал замечание, значит, скрыл правду — глава бюро язык знает слабо.

Миура уехал, а недели через две я встретил расстроенного главу бюро.