Тайная жизнь шедевров: реальные истории картин и их создателей

В таком положении вообще невозможно удержаться. Но героиня картины этого не замечает. Она просто с улыбкой смотрит себе под ноги. Можно предположить, что у образа появляется традиционный символизм: именно так в европейской культуре было принято изображать древнеримскую богиню удачи Фортуну.

Она была самой непостоянной из всех, дары раздавала вслепую. Но здесь возможна и другая трактовка. Ведь непостоянство отлично подходит и для аллегорического изображения художественного таланта, человеческого счастья, мечты. Этот образ многогранен и может трактоваться по-разному.

Фигуре девочки противопоставлена фигура атлета. Первое, что видит зритель, — это его широкая мускулистая спина, нога, твердо стоящая на земле, и массивный куб, на котором он сидит. И как тут не вспомнить известную латинскую поговорку: «Sedes Fortunae rotunda, sedes Virtutis quadrata». Буквально ее можно перевести так: «Престол Фортуны кругл, Доблести — квадратен». Получается, что под видом изображения подготовки к цирковому представлению Пикассо показывает зрителю нечто иное — аллегорию.

Но в этом иконографическом изображении есть и другие детали, на которые тоже стоит обратить внимание. Во-первых, безжизненный пустынный пейзаж, во-вторых, фигура белой лошади, и, в-третьих, женщина с двумя детьми и собакой.

Начнем с пейзажа. Он мало напоминает то, что Пикассо мог бы увидеть в пригородах Парижа. Скорее, такая природа характерна для родины живописца, Андалусии. Белая лошадь — это не только один из символов жизни артиста цирка, которая всегда связана со странствиями. Это еще и символ борьбы (конная коррида), и символ смерти (белый конь одного из всадников Апокалипсиса). Интересно, что семья не следит за репетицией. Люди расположены спиной к зрителю. Их взгляды обращены к белой лошади, пасущейся чуть дальше.

Пришло время сопоставить все детали. Нога и спина атлета буквально преграждают путь взгляду зрителя. Кажется, что его фигура говорит нам: «Не имея душевной твердости, не обладая доблестью, даже не иди дальше. Проход закрыт!» Эту границу еще раз обозначает и взгляд атлета. Он смотрит в сторону, но не на девочку, стоящую на шаре.

Фигура же ребенка наводит на иные мысли. Ведь в жизни человеку нужна не только доблесть. Без удачи, без полета фантазии, она лишена чувства и объема. Многим кажется, что мужская и женская фигуры на полотне Пикассо противопоставлены друг другу, но это не так. Важен их симбиоз. Только понимая легкость Фортуны и каменную твердость Доблести, человек может достойно пройти по жизни.

Это странствие по пустыне, в которой нет четких ориентиров. Доблесть позволяет человеку преодолеть трудности, легкость и удача преображают мир вокруг. И да, впереди ожидает смерть, но нужно идти вперед, несмотря ни на что. Цирковое представление в восприятии Пикассо — это не просто шоу, а метафора самой жизни.

Но представления бывают разные. Именно в начале XX века произошел небывалый всплеск популярности испанской корриды. Уместно будет вспомнить афоризм Гарсии Лорки: «Испания — единственная страна, где смерть стала национальным зрелищем». Естественно, что Пикассо, испанец по национальности, не мог обойти вниманием эту тему в своем творчестве.

Художник, уже несколько десятилетий живущий во Франции, в начале 1930-х годов сильно затосковал по родине. Он вновь обратился к наследию старых мастеров своей страны. Но теперь его внимание сфокусировалось не на причудливой игре линий в картинах Эль Греко, а на мрачном отображении реальности в офортах Франсиско Гойи. Пикассо снились сны про Испанию, а само государство в этот момент стояло на пороге гражданской войны.

Еще с середины XIX века родина художника была раздираема противоречиями. Казалось, что существуют две Испании. Крупные промышленные центры на севере страны стремились к прогрессу, а вот центральная часть государства была совсем другой. Это была Испания соборов, неистовой религиозности, социального неравенства, ежедневной борьбы за кусок хлеба.

После выборов 1931 года и отмены монархии общество окончательно разделилось на два лагеря, причем и в одном, и в другом было примерно поровну людей. Церковь и армия выступали на стороне старых порядков, республиканское правительство верило в прогресс. Диалога между политическими противниками не получилось.

Традиционалисты боялись, что республиканцы разрушат то, что испокон веков было основой испанского государства: церковь, армию, землю, — и принесут в страну революционную «заразу». Ну а для правительства социал-демократов консерваторы всегда ассоциировались с властью религиозных предрассудков, богатства и социальных привилегий. Выжить мог только кто-то один. Вооруженный конфликт был только вопросом времени.