ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

- А это Конфуций, величайший мудрец Китая, философ из царства Лу, - возвестил ассистент. – Некоторое время он служил и даже занимал высокую должность при княжеском дворе, был кем-то вроде первого советника или министра, но из-за происков врагов сложил с себя эти высокие полномочия и многие годы провел в скитаниях. Вместе с учениками он переезжал из царства в царство. Как и подобает ученому, он ничего не имел, кроме книг, начертанных на скрепленных ремешками бамбуковых дощечках, письменных принадлежностей и самой нехитрой утвари. Его заветным стремлением было стать советником при мудром, справедливом и гуманном государе. Но где их взять, гуманных-то, в раздробленной стране, истерзанной междоусобицами, самолюбивыми притязаниями местных властителей, рвавшими ее на части, словно коршуны свою добычу! Поэтому стремление Конфуция так и осталось прекрасной, но недостижимой мечтой. Под старость он вернулся в родные края, посвятил последние годы изучению древних текстов и воспитанию учеников, продолжателей его дела. За обучение он брал всего лишь связку сушеного мяса. Был мягким, вежливым, уступчивым и исключительно деликатным.

Облако помутнело, затуманилось, после чего в нем выявился, проступил зыбкими очертаниями еще один образ - бритоголового монаха в желтом одеянии, с оголенным плечом, посохом и чашей для подаяний.

- Будда! – воскликнул кто-то из зрителей, и ассистент улыбнулся в знак того, что догадка оказалась верной, после чего произнес: -  Да, вы правы, это, конечно же, он. Впрочем, Буддой, Пробудившимся, Просветленным он стал после многих испытаний, звали же его Сиддхартхой Гаутамой. Он был царского рода, родился и вырос во дворце своего отца Шудходаны, - вернее, трех дворцах, на летнее время, зимнее время и период дождей. Отец сделал все, чтобы Сиддхартха не узнал, что такое печаль и страдание. Окруженный роскошью, царевич предавался самым утонченным наслаждениям. Его слух услаждали искусные музыканты, а взор – пленительные танцовщицы, гибкие, словно лианы. На золотой посуде ему подносили самые изысканные яства. Он жил за стенами дворца, опьяненный своей молодостью, красотой, радостный и счастливый. Но случилось так, что трижды пришлось ему выйти за ворота дворца. Сначала он увидел старика, затем больного и наконец труп умершего, который несли на погребальный костер. После этих потрясений, открывших ему, что его самого ждут старость, болезни и смерть, покинул дворец, молодую жену Яшодхару и недавно родившегося сына и отправился на поиски истины. Поиски были долгими, но все-таки Сиддхартха обрел ее наконец, когда на него, сидящего под смоковницей, снизошло просветление и он открыл способ избавления от всех страданий.

Закончив свой рассказ, ассистент умолк с таким видом, словно мог бы рассказать и больше или вообще ничего не рассказывать, но это бы ничего не добавило к истории Будды и ничего не отняло от нее, поскольку суть не в словах, а в чем-то совсем ином, не различимом слухом, но угадываемом сердцем. Между тем братец мановением жезла стал придавать облаку сходство с самыми разными мудрецами, чьи имена он называл сам:

- … посланник Аллаха Мухаммед, Бодхидхарма, основатель буддийской секты Чань, пророк Мани, создатель манихейства, Августин Блаженный, Святой Антоний, Мария Египетская, Франциск Ассизский.

На имени Франциска ассистент, по-прежнему храня молчание, с особым значением посмотрел на моего брата, и тогда силуэт подпоясанного простой веревкой монаха вдруг обернулся фигурой рыцаря в чалме.

- Как на двери моей часовни! – воскликнула Софья Герардовна, немало удивленная этим сходством, которому она не находила иного объяснения, кроме одного, побудившего ее на осторожную догадку: – Неужели это?!..

- Да, пресвитер Иоанн, основавший христианское царство на Востоке, - сказал братец так, словно во всем, что касалось царства, он был лишь послушным учеником своего ассистента.

- … пресвитер Иоанн…

- … царство, - отозвалось по всем рядам амфитеатра. - Мы его тоже увидим?! Покажите нам его! Расскажите!

И тогда облака разошлись, расступились, и в открывшемся бирюзовом прогале воссияло пурпурное зарево, а затем стали ткаться из воздуха стены и башни, подвесные мосты и ворота, факелы и знамена, купола и кресты. Иными словами, все то, чему имя могло быть только одно – царство.

И ассистент моего брата стал рассказывать о царстве.

Глава сорок вторая. В ней я пересказываю все, что я услышал от нашего Гостя о царстве и успел записать на полях программки