ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

Тогда они, пошушукавшись, сговорившись, объявили, что результаты перекличек ими не признаются и решением большинства аннулируются (моложавый от изумления лишь выкатил глаза), и стали составлять собственный список на листке, спешно вырванном из чьей-то тетради. В него они включали всех желающих (тайком записывались даже те, кто числился по первому списку, но оказался ближе к концу). При этом они, козыряя собранными подписями, с фанатичным упорством, стоическим долготерпением отстаивали его законность и правомочность, не признаваемые, конечно же, участниками перекличек, составителями первого списка. Те всячески высмеивали, позорили и травили нерадивых списочников, как они их презрительно называли.

Таким образом, очередь раскололась на два враждебных лагеря, столкновение между которыми стало неизбежным.

И едва лишь в десять утра открылась касса, возле нее началось сущее столпотворение. Списочники пытались всеми способами пробиться к окошку, орали, галдели, что-то выкрикивали. А сзади наседали те, кого вообще не было ни в одном из списков, так называемая толпа, выспавшаяся за ночь, бодрая, свежая, готовая ринуться на приступ. Дядя Миша несколько раз закрывал кассу, отказываясь продавать билеты в такой обстановке. Администрации же цирка пришлось в конце концов вызвать милицию, чтобы навести порядок, и при этом, конечно же, не обошлось без жертв. У кого-то вырвали с мясом пуговицу пальто, кому-то разбили очки, кого-то огрели по спине резиновой дубинкой, о чем сообщило радио в утренних новостях. А затем эту новость подхватили газеты, в том числе и либеральные, постаравшиеся раздуть происшествие и придать ему видимость столкновения оппозиционно настроенной толпы с властями.  

Но это уже было слишком, о чем я и сказал матери, когда она мне позвонила, чтобы обсудить случившееся: «Ты слышал?! Я в ужасе! Этак скоро начнутся аресты и показательные процессы, как когда-то в тридцатые. Прошу тебя, позвони брату, чтобы он срочно отменил представление». Я ответил, что ничего ужасного во всем этом не вижу, что беспорядки скоро сами собой утихнут и что отвлекать и тревожить брата перед таким ответственным выступлением я не буду. Также я добавил, что советую ей поменьше читать газеты, успокоиться (может быть, выпить валерьянки) и больше понапрасну не волноваться. Весь этот ажиотаж с билетами лишь свидетельствует, что братец Жан по-прежнему любим зрителями и его чтят как кумира, чья слава не тускнеет и не увядает.

Между тем последние билеты были распроданы, и народное волнение благополучно улеглось. Кассир дядя Миша, когда-то выступавший с дрессированными тюленями, моржами и морскими котиками и в память об этом носивший старый, потертый артистический пиджак, украшенный блестками, и бархатный бант, захлопнул свое окошко, задернул занавеску и стал считать выручку. Как к нему ни стучали, он не открывал. Даже если звали интимным шепотом, намекая на давнее знакомство: «Дядя Миша, Мишель Игнатьевич, пожалуйста!» - не отзывался, словно не слышал.

Собравшимся у кассы пришлось разойтись, но расходились они медленно, словно что-то не отпускало, притягивало к месту, где недавно кипели такие страсти. Теперь их общество делилось не по недавним спискам, а на тех, кому повезло, и явных неудачников, оставшихся без билета, а таких хватало во всех лагерях. Неудачники были особенно обижены (даже обозлены) на администрацию цирка, в том числе и дядю Мишу с его тюленье-моржовым прошлым. «Для своих припрятали», - повторяли они, сознавая, что шансов у них никаких, и рассчитывая разве что на лишний билетик перед началом представления. Счастливчики же с купленными в кассе билетами утешали их тем, что, показывая на небо, затянутое мглистой пеленой, говорили в одобрительно сочувственном и насмешливом тоне: «Ничего, облака-то вы, небось, и так увидите. Бесплатно. Без всяких фокусов. Любуйтесь, сколько хотите».

И вот наконец наступил день, которого с нетерпением ждал весь город, надеявшийся если и не увидеть само представление, то хотя бы услышать о нем рассказы. Мой братец выступал во втором отделении, поэтому цирк до конца заполнился лишь после антракта. Зрители заняли места, остававшиеся свободными во время первого отделения, когда показывали дрессированных медведей, тигров и слонов, выступали канатоходцы и акробаты, поэтому ряды уплотнились, и сразу стало ясно, кто истинный любимец публики, гвоздь программы, кого публика особенно жаждет увидеть. От духоты дамы обмахивались веерами и платочками. Дети сосали карамельки, держали за ниточку алые шары и болтали ногами. Мороженое и лимонад, которые разносили девушки из циркового буфета, сразу исчезли с подносов.