ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

Прежде всего мы расплатились с нашими должниками: охранником, выпустившим меня из тюрьмы, и Иваном Федоровичем Скляром, столь радушно принявшим нас на постой (именно они-то и есть наши должники и уж никак не мы, хотя, казалось бы… но нет, нет, оба тюремщика должны нам гораздо больше, чем мы им). Каждому из них мы послали почтовый перевод на сумму, достаточную для того, чтобы обеспечить им безбедную старость. Затем в бывших торговых рядах на Болотной площади мы купили самую лучшую походную экипировку, добротную, отменного качества. Особенно нам понравились высокие ботинки на толстой рубчатой подошве, со шнурками, продетыми сквозь петельки, и белые гетры, шарфы, вязаные шапочки и всякие мелочи: денежных средств, которыми мы располагали, нам вполне хватило.

Путь предстоял долгий, и мы старались все предусмотреть, ничего не упустить – вплоть до рыболовных крючков и непромокаемого мешочка для хранения спичек. Взяли мы кое-что и из альпинистского снаряжения – веревки и ледорубы, ведь нам предстояло подниматься в горы. К упакованным рюкзакам пришили ярлыки с именами, чтобы в спешке их не перепутать.

Разумеется, все эти приготовления совершались в тайне: мы тщательно заботились о конспирации. Тем не менее хорошопогодники (я снова вынужден их так назвать) заприметили, что мы собираем рюкзаки, и повели себя так, как мы от них совершенно не ожидали. Вряд ли такое поведение можно назвать достойным: они стали осаждать нас, домогаться, допытываться, а не хотим ли мы сбежать (полагаю, что во всем этом виновата моя драгоценная супруга, некогда покинувшая меня, а теперь испытывавшая беспокойство при мысли о моем бегстве).

Мы дружно заверяли их: «Нет, что вы! Какое бегство! Как вы могли подумать!» Но нам не удалось развеять их подозрения, и по городку нашему снова поползли всевозможные слухи.

Да, рассадником злостных слухов опять оказались они, хорошопогодники, и вскоре мы убедились, что о нас судачат сплетничают на всех перекрестках. Да, да, и кухарки, и посудомойки, и мальчики-негры у дверей ресторана, и торговки на рынках. Для того чтобы скрыть наши истинные цели, мы были вынуждены возобновить  собрания общества с заслушиванием докладов о плохой погоде, проведением прений и проч., и роль Председателя на них отныне принадлежала мне. Я же писал и отчеты, которые мы вывешивали на всеобщее обозрение в специальной застекленной витрине, изготовленной дядей Гургеном, покрытой морилкой и лаком.

Это слегка успокоило жителей городка и городские власти, и слухи о нас поутихли. Поэтому мы тоже успокоились и стали ждать обещанного призыва, - призыва нашего Председателя. Каждый день мы с замиранием сердца и радостным предчувствием заглядывали в почтовый ящик, надеясь обнаружить там заветное письмо. Хотя мы понимали, что Председатель мог призвать нас иным, неведомым способом, и поэтому были готовы ко всему, даже к разверстым небесам и трубному гласу.

Спрашивается, сбылись ли наши надежды? Открылась ли нам высшая радость? Конечно, я мог бы ответить на вопрос и рассказать, как однажды… но это тайна, поэтому поговорим лучше о погоде.

Глава шестидесятая, заменяющая эпилог, который заканчивается шуткой

Я поднимаюсь сюда на башню ранним утром – триста тридцать ступеней по винтовой лестнице (перила сохранились отнюдь не везде), суживающейся кверху до штопора в бутылочном горлышке. Затем - невысокий порог и железная дверь с вздувшейся местами, отогнувшейся по углам, позеленевшей от времени обшивкой, намертво вросшими шляпками болтов и классически заржавленной скобой. Разумеется, дверь душераздирающе протяжно скрипит, когда ее открываешь (отрываешь от дверного косяка), но этот звук для меня мелодичен и приятен, словно звон колокольчика, созывающего на кормление красных китайских рыбок с вздымающимися опахалами плавников.

Мое безотчетное стремление – сразу сесть за стол, завладеть им как законной добычей, вплотную придвинуть к себе, подложить под ножку камушек, чтобы не раскачивался, окунуть в чернильницу перо и приняться за это письмо. Хотя, признаться, я не знаю, кому оно адресовано, – может быть, мне самому, и будет ли отправлено, поскольку сомневаюсь, есть ли в округе почта (разве что голубиная), и я ни разу не встречал здесь почтальона на велосипеде с клаксоном, почтительно приподнимающего фуражку перед знакомыми фермерами,  их женами, гувернантками и кухарками.