Тайное становится явным

— Я не сомневаюсь, что вы устали от меня, но с этим вам придется смириться. И я не обижаюсь, что вы не хотите разговаривать со мной. Не хотите разговаривать, не надо. Вы себя так долго держали в руках, и я хочу, чтобы вы поняли, что чертовски глупо срываться сейчас. Даже вы должны понять, что есть еще другие люди, с которыми нужно считаться. Кроме, конечно, вашего приятеля — шантажиста.

Он увидел вспыхнувший огонек сигареты и понял, что она сделала затяжку.

— С какими другими людьми я должна считаться? — спросила она.

— Нам нужно прекратить сражаться друг с другом, — произнес он. — Вам это ничего хорошего не принесет, а меня это даже не развлекает. Под «другими людьми» я имею в виду вашего отца. Во всяком случае вы это знаете. Для вас должно быть очевидным, что у него было достаточно неприятностей до сегодняшнего дня и без ваших выкрутасов, которые только могут ухудшить ситуацию.

Она рассмеялась. Смех был отрывистым и жестким, и, вероятно, должен был означать, что ей все безразлично. А затем она заговорила несколько окрепшим голосом:

— Меня никто и ничто не волнует. Я думаю, что это очень эгоистично и трусливо с моей стороны, но мне хочется убить себя. После того, что я сделала, люди могут подумать обо мне все, что угодно, и обвинить во всем меня. Это, очевидно, самый легкий выход из трудного и глупого положения.

Кэллаген усмехнулся и холодно произнес:

— Глупое положение — это хорошо! Мне это нравится. Если вы хотите убить себя, действуйте, убивайте. Но, убив себя, вы сделаете хорошо только себе и никому больше, а, может быть, и себе не сделаете хорошо. Умереть, конечно, вшивая перспектива, но и после смерти вы не будете находить себе места.

Он с видимым удовольствием набрал полный рот дыма и медленно выпустил его через сложенные в узенькую щель губы. Последовала длительная пауза, прежде чем он продолжил разговор.

— И даже если вы убьете себя, и абсолютно все будут готовы винить во всем вас, от чего вы, может быть, получите какое-нибудь удовольствие, тот факт, что драгоценности, которыми завладел Блейз, оказались фальшивыми, останется неизменным. Все равно после вашей смерти эта версия всплывет. А вам будет не так легко умереть, понимая, что в любом случае полиции, вероятно, придется арестовать вашего отца. Даже если они и будут думать, что вы несете ответственность за эту кражу, они будут чертовски уверены, что именно ваш отец является тем человеком, который непосредственно украл эти драгоценности…

— О Боже мой… я никогда об этом не думала… — воскликнула она, хрипло всхлипнув.

— В этом ваша беда, — мягко сказал Кэллаген. — Вы никогда ни о чем и ни о ком, кроме себя, не думаете. Вы самовлюбленная маленькая дурочка. Из-за того, что вам не дали свалять дурочку с этим смазливым рыбаком из Бисендса, вы связались с этим дешевым жуликом Блейзом и оказались в очень неприятной ситуации.

Он снова затянулся сигаретой и продолжил:

— Придите в чувство, Эсме, и не ведите себя как избалованный ребенок. В конце концов, когда Блейз сказал вам, что драгоценности были фальшивыми, а я уверен, что он вам об этом сказал и не так давно, вам стало совершенно очевидно, что он так просто дело не оставит. Этот парень собирается все рассказать, даже если он на этом сгорит сам. Он обозлился. Могу поспорить, что он очень зол.

— Да, это так, — голос Эсме сорвался почти на визг. — Боже… да, он разозлился! Но он не расскажет. Он никогда ничего не расскажет…

На лице Кэллагена появилась гримаса.

— Зря вы так думаете. Он непременно заговорит. Он будет вынужден это сделать.

— Нет, он не заговорит. Он мертв… Я убила его.

Кэллаген бросил на нее быстрый взгляд. Она смотрела в сторону моря. Ее лицо было похоже на посмертную маску.

— Проклятие, — тихо произнес он, — это было чертовски глупо. Для чего вы это сделали?

— Я не хотела. Он принес показать мне один из браслетов. Очевидно, он придержал его у себя, так как все остальные драгоценности он куда-то отправил. Он не знал, что драгоценности были фальшивыми до тех пор, пока люди, которые должны были сделать новую огранку камней, не сказали ему об этом. Он проверил браслет и понял, что ему сказали правду. Он принес его, чтобы показать мне, и у меня мелькнула абсолютно безумная мысль, что, если мне удастся завладеть этим браслетом и если у него больше не будет этих драгоценностей, то он не сможет доказать то, что сказал. Поэтому я вырвала его у него и попыталась убежать.

Она облизала языком губы.

— Мы встретились у утеса недалеко от Гара, где всегда встречались. Там изумительно красиво, но одновременно и страшно. Есть что-то дикое. Когда он стал меня преследовать, я побежала в сторону обрыва и хотела с него броситься вниз вместе с браслетом. В этот момент мне, очевидно, казалось, что это был единственный выход. Когда я добежала до края обрыва, от которого до воды было десять-пятнадцать ярдов, он меня поймал. Я так отчаянно отбивалась от него, что столкнула его вниз. Немного постояла и услышала, как он закричал.

— Что вы потом сделали? — спросил он.