Тайнопись видений

В первых дневниках я не раз пытался найти объяснение странной заботе моей настоящей матери и перебирал аксиомы одну за другой. Я думал, что за ее действиями стоит выгода, но когда мне минуло десять – возраст, после которого проклятие пропадает, – стало еще сложнее подобрать им оправдание, ибо поток монет не прекращался вплоть до моего пятнадцатилетия.

Когда в ответ на очередное послание я написал о смерти Ами, мне выдали столько денег, что на них не хватило карманов. Благодаря этой щедрости я и начал путешествовать: дома меня уже ничто не держало, а поиски истины захватили мой разум. Тогда я не знал, что моя мать – императрица. Я раскрыл это после нескольких лет жизни на Большой Косе. И тем сильнее был удивлен, ибо уже столкнулся с суровостью островитян, для которых доброе отношение к порченым совершенно немыслимо.

Теперь, прожив пятьдесят лет и почти половину из них проведя в общении с моим другом, я готов разъяснить самому себе, в чем кроются истоки затмений, почему появились порченые и каковы на самом деле сетеррийцы. Но ни один из ответов я не дам полно, вычерпав его до дна и перебрав все слои тайных изнанок, ибо есть вещи, о которых люди знать не должны. То т факт, что они известны мне, – угроза для всех нас.

В первых черновиках этой рукописи я, опираясь на легенды, размышлял: добродетели стали мешать людям жить только для себя, лелея эгоизм, жадность, корысть и все, что помогает закрепиться на верхах. И тогда люди отказались от чувств тяжких и непокорных, оставив себе только те, с которыми жить легко, а грешить не совестно. Но чувства не отказались от людей и стали рождаться в семьях детьми с Целью. Когда-то сетеррийцы называли их «пережитками», как нечто устаревшее и ненужное, а потом придумали другое слово – порченые.

Та к вот, это все отчасти ерунда, ибо ничто не ушло безвозвратно. Добродетели все так же живут в каждом человеке, но только не снаружи, как у порченых, а глубоко внутри. И правит ими не Цель, а любовь. Это суть, без которой наш мир давно бы рухнул. Любовь не вырождается, ибо она – скрепляющий нас цемент, квинтэссенция самой жизни. И она хранит в себе все шесть качеств, не забытых, а всего-навсего запрятанных, подобно нежелательным воспоминаниям.

Мне пришлось переписывать «Племя» не единожды: за время поисков многие мои догадки оказывались пустыми. Это уже четвертая версия и, надеюсь, окончательная. Я написал ее совместно с моим другом, который знает о прималях, детях с Целью и затмении гораздо больше меня.