Таинства в истории отношений между Востоком и Западом

В восточных же церквах, напротив, постоянный дьяконат сохранился полностью как самостоятельный и незыблемый церковный институт, поскольку дьякону в богослужении доверены совершенно особые функции – он является, если можно так сказать, «мостом» между верными и священником (или епископом), находящимся в алтаре. Совсем в духе восточных традиций отцы II Ватиканского собора объявили, что дьяконат – это основанный апостолами служебный чин в общине церкви . в обязанности дьякона входит служение с помощью благодати Божьей «Народу Божьему в общении с епископом и с его пресвитериумом в диаконии литургии, слова и любви» [1193].

Однако при ближайшем рассмотрении стало видно, что дьякон латинской церкви, в отличие от восточного дьякона, не исполняет особых функций в богослужении – он либо выступает совершенно факультативно во время литургических действий, либо фактически замещает священника. В первом случае он представляет собой неудачное подобие мирянина, во втором – столь же неудачное подобие священника. Пока не произойдет действительного и отвечающего смыслу дьяконского сана включения дьякона в литургический контекст, «постоянный дьяконат» как специфический церковный сан латинской церкви не обретет своего подлинного значения. Последовательное усвоение восточной традиции принесло бы латинской церкви только пользу.

II Ватиканский собор в своем обращении к восточным традициям стал поворотным пунктом развития. Однако это только начало процесса сближения с восточными церквами, и сделаны лишь первые шаги в неизвестном дотоле направлении. Тенденция к новой оценке и к рецепции восточного предания производит впечатление определенного согласия (concordia) с другой христианской традицией. Но завершение этого движения представляется очень далеким, поскольку при всем обозначившемся согласии нельзя не признать, что во многих пунктах согласие остается лишь внешним. Поэтому пока можно говорить только о «согласии в несогласии» (concordia discordant).

Румынский профессор Иоан Г. Коман в своем критическом анализе решений II Ватиканского собора справедливо указал на еще не преодоленные расхождения. Камнем преткновения, согласно Коману, оказывается пневматология. Основываясь на греческом святоотеческом богословии, румынский автор пишет: «Святой Дух, Который есть Бог и от Бога исходит, невидимо запечатлевает, как в воске, образ Божий в сердцах тех, кто принимает Его, и преображает этим человеческую природу сообразно красоте Первообраза. Через освящение и оправдание человек вновь становится образом Божьим [1194]. Представляется, что в воззрениях II Ватиканского собора по-прежнему заметен разрыв между действиями Христа и действиями Святого Духа. В главе I соборного постановления* некоторые прозрения в сфере пневматологии действительно заслуживают внимания. В этой главе многое сообщается о Святом Духе, но не рассматривается Его действие в устроении Церкви. Перед нами по сути христомонистическое и филиоквистское воззрение. В постановлении нет “эпиклетической” концепции таинства [1195]. Без точной и полноценной пневматологии смысл таинств не перестанет быть предметом споров»[1196].

* Речь идет о «Догматической конституции о Церкви». – Прим. ред.

В другом месте Коман показал, к каким последствиям приводит отсутствие «эпиклетической структуры» таинств: «Согласно II Ватиканскому собору таинства полностью зависимы от иерархии, действующей “от лица Христа” (in persona Christi). На соборе просматривалась тенденция идентифицировать иерархию со Христом и Церковью[1197]. В его постановлениях отсутствует и эпиклетическое понимание таинства. А ведь именно эпиклесис делает мирян солитургами (сослужителями) и уберегает духовенство от опасности клерикализации. Священник в тот момент, когда он актуализирует вечное священство Христа, словами эпиклесиса “ниспошли Духа Твоего Святого на нас и на эти предлежащие дары” являет также и всю полноту Пятидесятницы для народа Божьего»[1198].