Таинственные чары

Обратим внимание на размышления, к которым ведут вышеприведенные факты. Многими мы обязаны известным лицам; мы выбирали преимущественно их, потому что никому не придет в голову считать сумасшедшими лиц, которые имели упомянутые видения. Некоторый из этих лиц понимали, что значат их видения, считали их игрою воображения, следствием болезненного состояния тела. Мнение наше подтверждается критиком, которого единогласно признают ученым, талантливым человеком и компетентным судьею. «Известно, говорит он, что необходимо допустить разницу между теми нарушениями мозговой деятельности, которые поражают исключительно чувства, и теми, которые поражают способность понимать. Есть лица, преследуемые голосами или призраками и между тем сознающие, что они – игрушка своего собственного воображения. Что происходить? Известная доля мозговой работы совершается вдруг, тогда как при нормальных условиях, та же самая работа совершается при соучастии материального ощущения. Вот и все. Остальная часть мозговой работы шла своим чередом, совершалась нормально. Если смотреть на это, как на бред, то надо назвать его частным бредом, который не лишает всей способности понимать. Этой-то форме следовало бы дать название бреда ощущений. Другие лица не осмысливают своих видений; они верят в действительность полученных впечатлений, но в тоже время объясняют их не натуральными причинами. По нашему мнению, ни тех, ни других нельзя назвать сумасшедшими. Отправляясь от различных точек зрения, они различно судят о полученных впечатлениях и выводят из них различные следствия; но беспорядок не перешел за пределы способностей чувств». (Dechambre, analyse de l’ouvrage de Szafkowski: sur les hallucinations au point de yue de la psychologie, de Phistoire et de la medecine legale; voir Gazette medical e, (6 avril, 1850).

Нет ничего обыкновеннее, как принять одного человека за другого, один предмет за другой. Такие заблуждения чувств встречаются у многих людей, пользующихся вполне здравым умом; опыт и размышления доказывают ложность этих впечатлений.

Однако, при небольшом размышлении можно убедиться, что чувства верно передают полученные впечатления. Они обязаны передавать нам, что в предметах существует та или другая причина, то или другое качество, которое возбуждает то или то ощущение; но чувства не обязаны знакомить нас с природою этой причины или качества. Так единственный предмет зрения будет – пространство с его красками. Когда мы судим о пространстве и форме предметов, мы составляем заключение, которое не принадлежит свидетельству зрения, как не принадлежат свидетельству слуха те суждения, которые мы составляем о природе и расстоянии звучных предметов, издавших звуки, которыми поражается наше ухо. Таким образом, чувства никогда не обманывают нас; мы впадаем в ошибку вследствие нашего ложного суждения, составленного по верному свидетельству чувств.

В своем сочинени М‘moire sur ies illusions, Эскироль указывает характерные черты, которые отличают иллюзии от галлюцинаций. Одна из этих черт состоит в отсутствии всякого внешнего тела в галлюцинации, тогда как в основании иллюзии всегда лежит осязаемый предмет. Некто уверяет вас, что вместо лица у вас кошачья морда, или лицо Наполеона, известного оратора, и т. д.; он видит в облаках сражающиеся войска, и проч.: этот человек подвержен иллюзии. Но если, среди ночной тишины, он слышит говорящие с ним голоса; если в глубоком мраке он видит лица, которых не замечает никто, – такой человек подвержен галлюцинациям. Лишениe чувств, зрения, слуха, не препятствует возникновению галлюцинации, тогда как в иллюзии оно будет непреодолимым препятствием.

Обман чувств, иллюзия, часто замечается в здоровых людях и легко исправляется рассуждением. Мы считаем излишним приводить здесь столь известные примеры четырехугольной башни, которая кажется круглою, берега, который как будто убегает; эти факты давно уже рассмотрены. Heкоторые иллюзии оставались не объяснены до новейшего времени, таковы: гигант Броккена, Фата Моргана, мираж или марево.

В известные эпохи, к удивленно жителей и путешественников, являлся гигант на вершине горы Броккен[42]. В течение многих лет, это явление служило поводом к самым странным рассказам, пока Го не вздумал наследовать его. В го время, как Го рассматривал гиганта, порыв ветра едва не сорвал с него шляпы; Го быстро поднял руку, и гигант повторил его движение; Го поклонился, гигант сделал то же самое. Опыт был повторен в присутствии хозяина гостиницы на Броккене и дал те же результаты. Чудо было объяснено; все дело состояло в том, что среди легких облаков становилось ярко освещенное тело, которое, отражаясь на более или менее значительном разстоянии, казалось в 5600 футов вышиной. (Philosohical Magazine, vol. J, p. 232).