Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

Караваджо начинает с монофигурных изображений, демонстрируя блестящее владение своей, особой техникой – провокационной и противоречивой. Затем он пробует себя в групповых сценах, показывая живой диалог между персонажами – эти полотна завораживают зрителя еще больше. Это не герои сражений, не мученики, не древние божества. Эти образы не отсылают нас к шедеврам прошлого – а именно таким путем шли художники того времени, собирая в своих картинах остатки былой роскоши, наследие великих маньеристов. Караваджо показывает моменты повседневной жизни, взятые прямо с улицы, сцены, которые он сам не раз наблюдал воочию. Было довольно рискованно дебютировать с подобными картинами: это грозило всеобщим порицанием и громким провалом. Однако вышло иначе – данные полотна стали для него ключом к успеху. Смелость Меризи в который раз была вознаграждена.

«Караваджо дал возможность расцвести своему гению, не оглядываясь на древние мраморные статуи и знаменитые образы Рафаэля; презрев их, он обратился к естеству вещей, лишь оно повелевает его кистью. Ему указывали на знаменитые статуи Фидия и Гликона, образцы для подражания, он же не находил другого ответа, кроме как показать жестом на толпу – пеструю, разнородную, как бы этим говоря: природа итак обо всем позаботилась», – именно так писал о нем Беллори.

Несмотря на ноты презрения, которые ощущаются в этом описании Беллори, нельзя не признать очевидное: у Караваджо не существует предшественников, чьими шедеврами бы он вдохновлялся при создании своих собственных полотен. Он черпал вдохновение совсем в других источниках, смешивая реальность и иллюзию, воспроизводя в одном контексте элементы разных жанров. В частности, он обращается к миру литературы и театра, главными героями которых в те годы были плуты и мошенники. В 1590 году Джованни Антонио де Паули публикует произведение под названием «Шулера мирового масштаба» – это целый каталог различных уловок, к которым прибегают попрошайки и бродячие торговцы. Это мир, в котором цыганка гадает и одновременно крадет кольцо; пока астролог предсказывает будущее, успешно орудует карманник; доверчивый паломник оказывается жертвой хитрости торговца домашней птицей. Появляется новый жанр литературы – книги, посвященные описанию карточных трюков.

Пьетро Аретино, один из крупнейших писателей XVI века, находившийся в непосредственном контакте со многими художниками описываемой эпохи, создает любопытную вещь под названием «Говорящие карты» – список трюков, к которым прибегают карточные шулера, «не уступающие в ловкости цыганкам». Так со дна общества восстают гротескные персонажи, чтобы оживить своим присутствием страницы книг и театральные подмостки, – они становятся неотъемлемой частью водоворота повседневной жизни.

Беспокойный город

Улицы Рима представляют собой театральную сцену, удержаться на которой можно лишь с помощью хитрости. Искусствовед Карен ван Мандер предостерегает своих читателей относительно опасностей, которые таит в себе Вечный город: «Поезжайте в Рим, если не боитесь сбиться с пути: этот город, столица художественных школ, как никакой другой может вдохновить художника. Но это также место, где транжиры и блудные сыны расточают свои богатства. Молодому человеку стоит крепко задуматься, прежде чем отправиться в Рим».

Эти увещевания небезосновательны: на счету шулеров-профессионалов немало судебных дел, полиция неустанно преследует «игроков, завсегдатаев публичных домов и таверн, которые выигрывают крупные суммы обманным путем, обирая до нитки своих жертв». Часто дело доходит до рукоприкладства – так, Камилла ла Скарна, проститутка, «одержимая дьяволом», набрасывается на обманувших ее товарищей по игре, волочит их по комнате, раздавая тумаки направо и налево.

Подобного рода грязные дела не обходят стороной даже базилику Св. Петра. Иностранцы ежедневно попадаются в ловушку проходимцев, которые рады заработать на чувствах верующих: они предлагают свои услуги переводчиков на исповеди, после чего требуют с несчастных клиентов двойной оплаты за неразглашение тайны.

В этом мире, кишащем опасными преступниками, Караваджо чувствует себя как дома.

«Знавал я в Риме одного художника, – пишет кардинал Федерико Борромео, – который только и делал, что писал грузчиков и бродяг, спящих по ночам на площади; ничего в мире не доставляло ему большего удовольствия, чем рисовать кабаки и их посетителей, пьющих и едящих. Это был его образ жизни, отраженный в его картинах». Хотя мы не можем быть уверены в данном случае, что речь идет именно о Меризи, его ситуация выглядела очень похожей. Так, у ван Мандера мы читаем следующее: «Он не может творить постоянно, но, проработав пару недель, берет в руки шпагу и в сопровождении слуги уходит в загул, так что его днем с огнем не сыскать – переходит от одного игорного дома к другому, скандалит, затевает драки».