Читаем Таинственный Леонардо полностью

В тесной группе философов Рафаэль с удовольствием запечатлел лица художников и других известных персонажей, находившихся в тот момент в Риме. Таким образом, аллегорический образ превратился в знак признательности тем из современников, с которыми художник ощущал внутреннее духовное родство. В одежде Евклида, что-то сосредоточенно вычерчивающего с помощью циркуля на маленькой грифельной доске, можно узнать лицо Браманте, который всегда помогал Рафаэлю в его карьере. Сытое и довольное лицо Эпикура напоминает Томмазо Ингирами, более известного как Федра, утонченного гуманиста, о котором рассказывали удивительную историю: говорили, что он спас сценическую постановку трагедии Сенеки, из-за чего и получил свое прозвище. Благодаря своему дару импровизировать латинские стихи он отвлек внимание публики, в то время как позади него вдребезги рассыпались театральные подмостки. С противоположной стороны фрески находится философ Заратустра, всем своим видом напоминающий Бальдассара Кастильоне, автора «Галатеи», в то время как в центре парадной лестницы Рафаэль поместил своего жесточайшего соперника: Микеланджело Буонаротти. Любопытно, что на картоне «Афинской школы», хранящемся в Амброзианской библиотеке в Милане, фигура Гераклита-Микеланджело отсутствует. Вначале живописец, по-видимому, не намеревался изображать его. Тем не менее позднее он, видимо, не смог отказаться от этой фигуры, в особенности после того, как увидел шедевр Микеланджело, расписанный им свод Сикстинской капеллы: потрясающая работа Буонаротти превосходила возможности любого из художников, она побудила урбинца добавить этого персонажа практически в последний момент.


Леонардо, проживавшему недалеко от этого зала, сразу же захотелось своими глазами увидеть фреску, ставшую великолепным даром признательности античной философии. Возможно, приблизившись к ней, он замер от изумления, потому что Рафаэль отвел ему на ней самое почетное место. Да Винчи находится в центре живописной композиции. Он стоит, облаченный в одежду Платона, отца философии, краеугольного камня греческой мысли, вместе со своим более молодым коллегой Аристотелем, который пока не был идентифицирован ни с каким реальным персонажем. Черты лица Платона не оставляют сомнений: высокий лоб, седые волосы, спускающиеся на плечи и сливающиеся с длинной бородой, ниспадающей на грудь. Лиловая туника и ярко-оранжевая мантия были выбраны не случайно. Рафаэль хорошо изучил Леонардо, он прилежно посещал его мастерскую во Флоренции и позаимствовал у него несколько идей, чтобы затем использовать их в своих картинах. Вовсе не случаен и жест Платона, который воздевает указательный палец к небу. Одним этим жестом Рафаэль указывает сразу на двух персонажей: на философа, убежденного в том, что истину следует искать в эмпиреях, то есть на небе, и на флорентийского живописца, который наделил этим жестом стольких своих персонажей. Маленькое озарение!


Напротив «Афишкой школы», на противоположной стене, Рафаэль написал фреску «Диспута», сложную аллегорию церкви, где святые, папы и кардиналы находятся внутри Троицы. Отец, Сын и Святой Дух ликуют, расположенные в ряд над алтарем, который мог бы показаться Леонардо очень знакомым. Рафаэль Санти украсил его гобеленом, на котором переплетаются знаменитые узлы да Винчи, обрамляющие имя папы Юлия II, – дань тонкому уму мастера, которому новые поколения художников обязаны гораздо больше, чем мы сегодня в силах понять.


Благодаря такому явному прославлению флорентийского гения весь Рим приготовился принять его с подобающими почестями, как великого интеллектуала, великолепного живописца и глубокого мыслителя. Однако вскоре им предстояло изменить свое мнение. По отношению к городу да Винчи повел себя совершенно неожиданно. За его позой скрывался постыдный секрет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки поэтики и риторики архитектуры
Очерки поэтики и риторики архитектуры

Как архитектору приходит на ум «форма» дома? Из необитаемых физико-математических пространств или из культурной памяти, в которой эта «форма» представлена как опыт жизненных наблюдений? Храм, дворец, отель, правительственное здание, офис, библиотека, музей, театр… Эйдос проектируемого дома – это инвариант того или иного архитектурного жанра, выработанный данной культурой; это традиция, утвердившаяся в данном культурном ареале. По каким признакам мы узнаем эти архитектурные жанры? Существует ли поэтика жилищ, поэтика учебных заведений, поэтика станций метрополитена? Возможна ли вообще поэтика архитектуры? Автор книги – Александр Степанов, кандидат искусствоведения, профессор Института им. И. Е. Репина, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ.

Александр Викторович Степанов

Скульптура и архитектура