Один из самых известных документов этого периода касается тяжелых отношений, сложившихся у Леонардо с Джорджо и Джованни, двумя помощниками немецкого происхождения, жившими вместе с ним на вилле Бельведер. Речь идет о специалистах, которые были присланы к нему его покровителем, чтобы проводить исследования зажигательных зеркал: возможно, Медичи попросили художника усовершенствовать способ подогрева воды для окрашивания тканей, деятельности, представлявшей одно из главных занятий их семьи. Таким образом, находясь в стенах Ватикана, Леонардо пытался настроить самые большие и функциональные зеркала, способные фокусировать и направлять максимально возможное количество солнечных лучей на огромный котел.
Мастер Джорджо казался кем-то вроде кузнеца и мастером на все руки, который, возможно, имел дело с карнизами и несущими конструкциями разных типов, в то время как мастер Джованни дельи Спекки, занимавшийся зеркалами, должен был придавать форму этим чудесным предметам, от которых он получил свое имя[160]
. Эти два человека были сущим наказанием. Леонардо шесть раз переписывал письмо, адресованное Джулиано, с жалобами на сложившуюся невыносимую ситуацию: он, гений, признанный и принятый всеми самыми важными дворами Италии, вынужден считаться с вымогательством этих невежественных ремесленников. Казалось, что да Винчи не имел представления о своем истинном положении и статусе: он вел себя не так, как его коллеги, смотревшие на своих помощников сверху вниз. В действительности, мы узнаем из его записей, что жалованье, которое он получал в этот период от своего покровителя, равнялось 33 скудо в месяц – сущий пустяк в сравнении с 12 000 скудо, которые Рафаэль получил непосредственно от понтифика за роспись фресками трех залов в его апартаментах.Чтобы прояснить причины, заставлявшие Леонардо терпеть такое унизительное положение, необходимо попытаться понять то, что было написано им между строк письма: «[…] еще я сожалею, что не смог полностью удовлетворить желания вашего превосходительства из-за злонамеренности упомянутого немецкого обманщика, по вине которого я испортил несколько предметов»[161]
. Художник утверждал, что он никогда не задерживал ежемесячный платеж в 7 дукатов мастеру Джорджо, и сообщил Джулиано, что он предложил мастеру поселиться у него: «для чего мне пришлось поставить стол у одного из окон, где он мог работать напильником, чтобы завершить начатую работу; таким образом, я постоянно наблюдал за ним и легко мог поправлять его»[162]. В общем, художник делал все зависевшее от него, чтобы наладить отношения с немецкими мастерами. Однако немецкий плотник сговорился с зеркальных дел мастером и перенес все свои материалы в другую комнату, где он на самом деле проводил большую часть времени, изготовляя изделия на продажу. Остаток дня он проводил, «за столом со швейцарскими гвардейцами, в кругу бездельников, среди которых он был первым»[163]. Он пировал с ними, а затем отправлялся стрелять птиц «для чучел» среди римских развалин. Неслабую картинку нарисовал да Винчи со свойственной ему вдохновенной диалектикой. Дело в том, что эти двое негодников подслушивали его разговоры, как подлые шпионы. «Из-за них я не мог заниматься секретными делами, потому что один из них всегда стоял у меня за спиной»[164]. Его не беспокоило, что немецкие мастера использовали жалованье, полученное у Джулиано, а между тем работали на других заказчиков, задерживая выполнение работы. Возможно, что его также не интересовало, как они проводят время вместе со швейцарскими гвардейцами. Он не мог перенести того, что они всегда находились рядом и при этом не были такими же верными и послушными, как его привычные помощники: при них он не мог заниматься своими секретными исследованиями.«Этот другой препятствовал моим занятиям анатомией, порицая их при папе и в больнице»[165]
. Так раскрылась тайна: Леонардо в Риме в основном продолжал свои анатомические исследования. Именно они теперь больше всего привлекали его внимание. Чтобы снять стресс, вызванный созерцанием развернувшихся в Риме грандиозных общественных работ, проводившихся без его участия, и получая нищенское жалованье, не дававшее ему умереть с голоду, он занимался достаточно предосудительной деятельностью, сведения о которой ни в коем случае не должны были просочиться за стены его мастерской.