– Нет-нет, – улыбнулся мистер Кин. – Если уж наше воображение позволяет нам так обращаться со временем, давайте сделаем это по-другому. Давайте предположим, что исчезновение капитана Харвелла произошло, скажем, сто лет назад. И что мы рассматриваем его из две тысячи двадцать пятого года.
– Вы странный человек, – медленно проговорил мистер Саттерсуэйт. – Вы верите в прошлое больше, чем в настоящее. Почему?
– Не так давно вы упомянули
– Возможно, что в этом вы и правы, – задумчиво сказал мистер Саттерсуэйт. – Да, правы. Настоящее, по определению, – вещь, принадлежащая только вам, и никому больше.
– Хорошо сказано, – согласился мистер Кин.
– Вы слишком добры ко мне, – мистер Саттерсуэйт отвесил церемонный поклон.
– Давайте возьмем не этот год – это будет слишком сложно, – а год прошедший, – продолжил мистер Кин. – Расскажите мне о нем, как человек, обладающий искусством точной фразы.
Мистер Саттерсуэйт задумался – он дорожил своей репутацией.
– Сто лет назад был век пудры и мушек на лицах, – сказал он. – А тысяча девятьсот двадцать четвертый год я бы назвал годом кроссвордов и квартирных краж…
– Отлично, – одобрил мистер Кин. – Мы говорим о нашей стране, а не обо всем мире?
– Что касается кроссвордов, то, должен признаться, я просто не знаю, – ответил мистер Саттерсуэйт. – А вот что касается квартирных краж, то я бы включил сюда и Континент[16]
. Помните эту знаменитую серию краж из французских замков? Тогда было решено, что такое не под силу одному человеку. Грабители прилагали невероятные усилия, чтобы проникнуть внутрь. Говорили даже о том, что ограбления совершала группа акробатов – Клондини. Я однажды был на их представлении – они настоящие мастера своего дела. Мать, сын и дочь. Они тогда довольно таинственно исчезли со сцены… Но мы удалились от предмета нашего разговора.– Не так уж и далеко, – пошутил мистер Кин. – Просто пересекли Канал[17]
.– И попали туда, где француженки не подходят к воде, если верить нашему хозяину, – рассмеялся мистер Саттерсуэйт.
Возникла пауза, которая выглядела очень значительно.
– Но почему он исчез? – воскликнул мистер Саттерсуэйт. – Почему? Почему? Этот трюк иллюзиониста просто невероятен.
– Вот именно, – сказал мистер Кин. – Трюк иллюзиониста. Очень точное описание. И опять эта атмосфера, вы чувствуете? Но в чем же смысл этого фокуса?
– Ловкость рук и никакого мошенничества, – бойко процитировал мистер Саттерсуэйт.
– В этом все дело, не так ли? Смошенничать. Иногда при помощи ловкости рук, иногда при помощи чего-то другого. Есть много отвлекающих маневров. Например, неожиданный выстрел, взмах красным платком… что-то, что кажется очень важным, а на самом деле полная ерунда. Но вас отвлекают от настоящего дела, и вы обращаете внимание на яркое происшествие, которое в действительности не значит ничего.
Мистер Саттерсуэйт с горящими глазами подался вперед.
– А ведь в этом что-то есть – совсем неплохая идея! Пистолетный выстрел… А что было пистолетным выстрелом в нашем случае? Что было этим ярким происшествием, которое привлекло к себе наше внимание?
Он резко втянул воздух.
– Исчезновение, – произнес мистер Саттерсуэйт. – Если отбросить его, то больше ничего не остается.
– Ничего? А что, если предположить, что ситуация продолжала бы развиваться, но без этого драматического жеста?
– То есть что, если мисс Ле Куто все-таки продала бы «Эшли Гранж» и уехала, но без всяких на то причин?
– А если и так?
– А почему бы и нет? Но это вызвало бы всякие кривотолки и привлекло бы ненужный интерес к содержимому… Так вот в чем дело! Послушайте!
Он помолчал минуту, а затем затараторил:
– Вы совершенно правы. Свет прожектора светит только на капитана Харвелла. И поэтому