Мистер Саттерсуэйт, раскрасневшийся от своего триумфа, замолчал.
– Если бы не вы, я бы никогда до этого не додумался, – произнес он с неожиданным самоуничижением. – Вы совершенно по-особому влияете на меня. Иногда люди говорят о вещах, даже не понимая их истинного смысла. А вы умеете его открыть. Хотя мне не все до конца ясно. Ведь для Харвелла было очень сложно исчезнуть, не оставив никаких следов. В конце концов, полиция разыскивала его по всей стране… Проще всего было спрятаться в «Гранже», – продолжал вслух размышлять мистер Саттерсуэйт. – Если бы только это можно было организовать.
– А я думаю, что он и был совсем недалеко от «Гранжа», – сказал мистер Кин.
Мистер Саттерсуэйт сразу же заметил его важный вид.
– В коттедже у Матиаса? – воскликнул он. – Но полиция должна была тщательно обыскать его!
– И думаю, что не единожды, – заметил мистер Кин.
– Матиас, – нахмурившись, произнес мистер Саттерсуэйт.
– И миссис Матиас, – продолжил мистер Кин.
Мистер Саттерсуэйт уставился на него.
– Если это действительно были Клондини, – задумчиво произнес он, – то их в труппе было трое. Молодые сыграли роли Харвелла и Элеонор Ле Куто. Мать стала, скорее всего, миссис Матиас. Но в этом случае…
– У Матиаса был сильный ревматизм, нет? – сказал мистер Кин невинным голосом.
– Точно! – воскликнул мистер Саттерсуэйт. – Теперь я все понял. Но возможно ли такое? Думаю, что да. Вот послушайте. Матиас появился в коттедже за месяц до происшествия. Две недели занял медовый месяц Харвелла и Элеонор. Скорее всего, две недели перед свадьбой они провели в городе. Умный человек вполне мог сыграть обе роли: и Харвелла, и Матиаса. Как только Харвелл появлялся в Киртлингтон-Маллет, у Матиаса, как по заказу, начинался приступ ревматизма, а миссис Матиас всячески поддерживала эту выдумку. Ее роль была одной из главных. Без нее кто-нибудь мог заподозрить правду. Как вы и сказали, Харвелл прятался в коттедже Матиаса – он
В дверь постучали, и вошел Мастерс.
– Машина у подъезда, сэр, – сообщил он.
Мистер Саттерсуэйт встал. Мистер Кин тоже поднялся и, подойдя к окну, отодвинул занавеску. В комнату проник лунный свет.
– Буря прекратилась, – сказал он.
Мистер Саттерсуэйт натягивал перчатки.
– На следующей неделе я обедаю с комиссаром полиции, – сказал он с важным видом. – И поделюсь с ним этой своей теорией.
– Ее будет очень легко проверить, – сказал мистер Кин. – Надо будет просто сравнить предметы в «Эшли Гранж» со списком, который предоставит французская полиция…
– Именно так, – согласился мистер Саттерсуэйт. – Мистеру Брэдберну, кажется, не повезло, но что поделаешь…
– Думаю, что он от этого не разорится, – заметил мистер Кин.
Мистер Саттерсуэйт протянул руку.
– Всего хорошего, – сказал он. – Не могу выразить, какое удовольствие я получил от нашей неожиданной встречи. Вы ведь уезжаете завтра, так, кажется?
– Может быть, и сегодня. Мои дела здесь окончены… Вы же знаете – я приезжаю и уезжаю…
Мистер Саттерсуэйт вспомнил, что сегодня вечером уже слышал эти слова. Странно.
Он направился к ожидающей его машине и Мастерсу. Из открытой двери бара доносился низкий, густой голос хозяина.
– Темные силы, – говорил он. – Говорю вам, это были темные силы…
Правда, слово «темные» он на этот раз не употребил. То слово, которое он произнес, имело совершенно другой оттенок. Мистер Уильям Джонс был человеком, который подбирал свои прилагательные в зависимости от слушателей. А компания, которая сидела в баре, предпочитала густые, насыщенные тона.
Мистер Саттерсуэйт удобно расположился в роскошном лимузине. Грудь его была готова разорваться от гордости. Он увидел, как на ступеньки вышла Мэри и остановилась под раскачивающейся вывеской.
Она еще не знает, сказал мистер Саттерсуэйт себе под нос, она еще не знает, что я собираюсь сделать.
Вывеска «Шут и Колокол» мягко качалась на ветру.
IV. Знак небесный[19]
Судья заканчивал свое обращение к членам жюри присяжных.