– Приходи ко мне, как только сможешь.
Этан долго молчал.
– Я постараюсь, acushla.
– Если дела пойдут не так… если тебе придется уехать… пообещай, что возьмешь меня с собой.
Этан повернулся к ней и покачал головой.
– Любимая… Я не смогу это сделать. Твоя семья и друзья, твои пациенты, твоя практика… все здесь. Если ты все бросишь, это разрушит твою жизнь.
– Моя жизнь разрушится, если тебя не будет рядом. – Не успели эти слова слететь с губ, как Гаррет поняла, что сказала сущую правду. – Я смогу работать врачом где угодно. У меня отложены небольшие деньги. Как только мы устроимся где-нибудь, я смогу зарабатывать на жизнь для нас двоих, пока ты не найдешь приличную работу. У нас все получится. Боюсь только, нам придется забрать с собой отца, но…
– Гаррет… – На его лице отразилась буря эмоций, губы скривились в странной улыбке. – Тебе не придется меня содержать. У меня достаточно… Ладно, это не важно. Все равно до этого не дойдет. – Он прижал ее голову к своей груди и зарылся лицом в волосы. – Я вернусь, если смогу. Клянусь.
С облегчением закрыв глаза, Гаррет заключила его в объятия.
На следующий вечер Этан шел по пешеходной дорожке моста Блэкфрайерс, который, словно ремень, стягивающий багаж, соединил два самых низких берега Темзы. Пять кованых пролетов, установленных на огромных опорах из красного гранита, поддерживали высокий уклон моста. Не важно, в какую сторону двигался транспорт или направлялись пешеходы, добраться до противоположного берега стоило больших трудов.
Хотя дневной свет уже померк, в воздухе висел ровный гул, доносившийся с ближайших фабрик, шум доков и продиравший до костей скрежет с расположенного рядом железнодорожного моста.
Этан миновал несколько закутков, в которых, укрывшись обрывками газет, улеглись спать бродяги. Никто из них даже не шевельнулся на звуки его шагов. Найдя удобное место, он остановился, чтобы съесть свой ужин, купленный в рыбной лавке в Саутуарке. Там клиент за одно пенни мог получить такую же отменную еду, как какой-нибудь богатый щеголь в Лондоне: филе свежей пикши или трески, запанированное сухарями и обжаренное в кипящем масле на углях в железном котле. Когда внутри филе становилось твердым и белым, а снаружи покрывалось хрустящей коричневой корочкой, его заворачивали в бумагу вместе с кусочком лимона и несколькими веточками петрушки, до хруста обжаренными с солью.
Прислонившись к изогнутым перилам, Этан неторопливо ел и обдумывал свое положение. Весь день он провел на ногах: бродил среди дворников и мусорщиков, носильщиков рекламы и чистильщиков обуви, держателей лошадей, продавцов пирогов и карманников, – и устал до смерти, но на улицах чувствовал себя в большей безопасности, нежели в квартире, которая могла оказаться ловушкой.
Скомкав бумагу от рыбы, Этан перекинул ее через перила и стал наблюдать, как шарик летит с сорокафутовой высоты и падает в грязную темную воду. Несмотря на предпринимаемые усилия – ужесточение законодательства, новую канализацию и насосные станции – уменьшить количество сбрасываемых в Темзу нечистот не удавалось, а уровень кислорода в реке был чрезвычайно низок, чтобы здесь могла водиться рыба или водные млекопитающие.
Бумажный шарик медленно скрылся под темной поверхностью, и взгляд Этана переместился на собор Святого Павла, самое высокое здание в Лондоне. Неровная пелена облаков над ним сияла молочным светом, а сполохи розового и оранжевого цветов пронизывали их в нескольких местах, как сигнальные огни.
Как всегда в минуты тишины, Рэнсом подумал о Гаррет. В это время она обычно уже была дома. Кстати, не так далеко отсюда – меньше чем в трех милях. Какой-то частью своего сознания он постоянно определял ее местоположение и расстояние между ними. Воспоминание о ней, как ничто другое, делало его мягче и доставляло удовольствие, позволяя считать себя человеком.
Громовой грохот возвестил о приближении поезда на соседнем мосту. И хотя Этан привык к железнодорожному шуму, он вздрогнул от жесткого скрежета металлических плит и выхлопов паровозного пара, перемежавшихся с ревом топки. Отвернувшись от воды, он продолжил движение по пешеходной дорожке.
Внезапно его оглушил страшный удар в грудь, как будто кто-то со всего размаха врезал ему дубиной. Этана откинуло назад, и он приземлился на пятую точку. Воздух выбило из легких. Захрипев, он попытался восстановить дыхание. В ушах гудело.
Ему потребовались все силы, чтобы подняться. Руки и ноги отказывались подчиняться, мышцы дрожали в ответ на сигналы сбитого с толку сознания. Гул в ушах превратился в нечто резкое, обжигающее, как пламя. Казалось, что человеческая плоть не может вынести такую боль. Не в силах определить причину, Этан недоверчиво оглядел себя и увидел, что на рубашке расплывается огромное темное пятно.
Его подстрелили!
Подняв ошеломленный взгляд, он заметил, что к нему приближается Уильям Гэмбл с короткоствольным «бульдогом» в руке.
Оглушительный грохот поезда все не смолкал, а Этан прислонился к перилам, чтобы не упасть.