Отправляясь в поход, исследователи брали с собой оружие, ибо им нередко попадались свирепые кабаны, встреча с которыми не сулит ничего хорошего.
Этим же летом колонисты пошли войной на ягуаров. Гедеон Спилетт ненавидел их лютой ненавистью, и Герберт разделял его чувства. Оба были превосходно вооружены и ничуть не боялись страшных хищников. Все восхищались отвагой Герберта и хладнокровием журналиста. Штук двадцать великолепных шкур уже украшали большой зал Гранитного дворца, и если бы погода позволила, охотники достигли бы своей цели и истребили всех ягуаров на острове.
Иногда инженер отправлялся на разведку неисследованных частей острова, осматривая местность с особым вниманием. Он, очевидно, искал чьи-то следы в непроходимых лесных чащах, однако ни разу не приметил ничего подозрительного. Топ и Юп, которых он брал с собой, вели себя спокойно, а между тем дома собака часто с лаем бегала вокруг колодца, который не так давно тщетно исследовал инженер.
Спилетт с помощью Герберта принялся за фотографию и снял самые живописные виды острова.
— Как нам пригодился фотографический аппарат! — говорил Герберт. — А когда мы его нашли, никто особенно не радовался.
— А аппарат хоть куда! — добавлял Спилетт.
Кроме аппарата с сильным объективом, нашлось все, что необходимо фотографу. В их распоряжении был коллодий для обработки пластинок, азотнокислое серебро, делающее пластинки светочувствительными, гипосульфит для фиксажа, хлористый аммоний, в котором вымачивается бумага для позитивов, уксуснокислый натрий и хлористое золото, в котором ее пропитывают. В ящике нашлась и бумага, уже пропитанная хлором; прежде чем наложить ее на негатив, надо было сделать только одно: окунуть на несколько минут в раствор азотнокислого серебра.
Спилетт и его помощник очень скоро сделались искусными фотографами; им особенно хорошо удались несколько пейзажей: общий вид острова, снятый с плато Дальнего Вида; гора Франклина; устье реки Милосердия, сжатое между живописными скалами; лесная прогалина и скотный двор у подножия холма; капризное очертание мыса Коготь и прочие.
Разумеется, фотографы не преминули снять портреты всех без исключения островитян.
— Это как будто оживляет остров, — говорил Пенкроф. — Теперь совсем не так пусто, как прежде, когда не было портретов.
Достойный моряк с несказанным удовольствием посматривал на свое чрезвычайно похожее изображение, в разных позах украшавшее стены Гранитного дворца, и по нескольку раз в день останавливался им полюбоваться.
Но надо признаться, что портрет Юпа удался лучше всех. Юп позировал с неописуемой серьезностью, и сходство вышло поразительное.
— Так и кажется, что он сейчас состроит тебе гримасу! — вскрикивал Пенкроф.
Если бы дядюшка Юп не был доволен подобным портретом, то его бы следовало причислить к существам, которым ничем не угодишь, но дядюшка Юп был доволен, и очень. Он созерцал свое изображение с задумчивой сентиментальной миной, в которой просвечивала малая толика тщеславия и фатовства.
В марте кончилась летняя жара. Начали выпадать дожди, но погода стояла еще теплая.
— Я ожидал, что наш март, соответствующий северному сентябрю, будет лучше, — сказал Смит.
— Отчего же он непогож? — спросил моряк.
— Не знаю; быть может, это означает раннюю и суровую зиму.
Однажды, 21 марта, колонисты подумали, что выпал первый снег. Утром Герберт, подойдя к окну, вдруг воскликнул:
— Остров покрыт снегом!
Все убедились, что не только остров, но весь морской берег словно задернут ровной белой пеленой.
— Это снег! — сказал Пенкроф.
— Или что-нибудь очень похожее на снег, — прибавил Наб.
— Но термометр показывает плюс четырнадцать градусов! — заметил Спилетт.
Смит не говорил ни слова, потому что решительно не знал, чем объяснить это явление.
— Тысячу чертей! — воскликнул Пенкроф. — Наши поля и огороды померзнут!
Моряк собирался уже спуститься из Гранитного дворца, но его предупредил дядюшка Юп, быстро усевшийся в подъемник.
Едва орангутанг успел ступить на землю, как громадная белая пелена приподнялась и в воздухе закружилось столько снежных хлопьев, что они на несколько минут совершенно затмили солнце.
— Птицы! — воскликнул Герберт.
Действительно, то были бесчисленные стаи морских птиц с ослепительно-белым оперением.
— Ну, — сказал Пенкроф, — удивили!
— Как жаль, что они так быстро улетели! — сказал Герберт. — Мы не успели ни одной подстрелить, и я не могу определить, к какому семейству пернатых они принадлежат!
Спустя несколько дней после этого происшествия, 26 марта, минуло ровно два года с тех пор, как колонисты были выброшены бурей на остров Линкольна.
XIX. Новая загадка
Прошло целых два года! Два года колонисты провели вдали от людей! Они не ведали о том, что творится в цивилизованном мире, и, попав на остров, затерянный в океане, словно очутились на крошечном астероиде Солнечной системы.