Таинственный остров

Они не сомневались, что междоусобная война давным-давно окончена, и им казалось немыслимым, чтобы Север, то есть правое дело, не восторжествовал. Но как велась эта жестокая война? Сколько крови было пролито? Кто из их друзей пал в битве?

Ничто не обещало им скорого возвращения в родные места, но они мечтали, как отрадно было бы хоть на несколько дней снова их увидеть, снова установить связь с обитаемым миром, сообщение между Америкой и их островом, затем поселиться в этой колонии, которую они основали.

Неужто эта мечта неосуществима?

— А может, наш Невидимка перенесет нас в Америку? — прибавил Пенкроф.

— Что ж, захочет, так и перенесет! — ответил Наб.

— Если бы Набу или Пенкрофу сказали, что корабль в триста тонн ожидает нас в заливе Акулы или в бухте Воздушного Шара, они бы ничуть не удивились! — улыбнулся Спилетт.

— Чего же удивляться? — спросил Пенкроф.

— Вы полагаете, что Невидимка все может?

— Полагаю, господин Спилетт, — ответил моряк.

— Я не могу похвалиться такой безграничной верой, — вмешался Смит, — и потому предлагаю серьезно обсудить вопрос о постройке судна. Не забывайте, что нам надо как можно скорее отвезти записку на остров Табор, иначе шотландская яхта может прийти и уйти…

— А сколько времени нам понадобится на постройку судна водоизмещением двести пятьдесят — триста тонн? — спросил Спилетт.

— Месяцев восемь. Самое меньшее — семь, — отвечал Пенкроф. — Только вот беда: зима наступает, а в холодную пору работать гораздо труднее. Надо, значит, положить еще недельку-другую на перерывы в работе. Да вот я вам что скажу: если наше судно будет готово к этому ноябрю, то и слава богу!

— Отлично! — сказал Смит. — Ноябрь всего благоприятнее и для близкого, и для дальнего плавания.

— Ну что ж, давайте приниматься за работу, господин Смит, — отвечал моряк. — Чертите план — рабочие готовы. Айртон, надо полагать, кое-что понимает в этом деле и не откажется нам помочь.

Посовещались с остальными колонистами, те одобрили замысел инженера, и действительно, идея была превосходная. Правда, построить корабль водоизмещением от двухсот до трехсот тонн — задача нелегкая, но колонисты верили в свои силы, что вполне оправдывалось уже достигнутыми успехами.

Смит немедленно занялся составлением проекта и чертежами; остальные принялись заготавливать древесину.

Деревья должны были пойти на изогнутые шпангоуты на весь набор судна и на его обшивку. Леса Дальнего Запада дали им лучшие для кораблестроения породы дуба и вяза. Воспользовавшись просекой, которую прорубили во время последней экспедиции, проложили по ней дорогу, назвав ее дорогой Дальнего Запада; по ней бревна подвезли к «Трубам» и устроили там корабельную верфь. Что касается дороги, то она шла прихотливыми зигзагами, петляя в зависимости от расположения деревьев, выбранных для рубки, и все же благодаря ей значительная часть полуострова Извилистого стала гораздо доступнее.

Колонисты спешили рубить и обтесывать деревья, так как сырая древесина не годилась для постройки судна и надо было, чтоб она успела высохнуть.

Линкольнские плотники работали с величайшим усердием весь апрель, в течение которого погода, к счастью, стояла довольно хорошая. Раза два или три случилась довольно сильная буря, но продолжалась недолго.

Дядюшка Юп ловко помогал рабочим, то карабкаясь на деревья и цепляя веревки, которыми тянули подрубленные дубы и вязы, то подставляя свои могучие плечи, когда требовалось дерево перетаскивать.

Закончив рубку, колонисты сложили дерево под широким дощатым навесом около «Труб» — там они должны были храниться, пока их не пустят в дело.

— Пусть теперь сохнет, — сказал Пенкроф, — а там и за постройку!

Колонисты успевали заниматься и хозяйственными работами. Ветряную мельницу отстроили заново; для птичника построили новое здание, гораздо красивее и больше.

В конюшне теперь стояло пять онагров, из которых четыре были отлично объезжены и служили попеременно то верховыми, то упряжными.

Кроме того, колонисты смастерили себе плуг и на онаграх теперь пахали землю.

Никто из линкольнцев не мог пожаловаться на недостаток работы, зато как замечательно влияла трудовая жизнь на их здоровье и расположение духа, как оживленно и приятно проводили они после рабочего дня вечер в Гранитном дворце, вспоминая прошлое, рассуждая о настоящем, строя тысячи планов на будущее!

Нечего и говорить, что Айртон жил в Гранитном дворце и что о возвращении на скотный двор не было и речи.

Но все-таки Айртон оставался печальным и гораздо охотнее участвовал в работах, чем в развлечениях. Работал он неутомимо, с толком, мастерски. Все любили и уважали бывшего каторжника, и он не мог этого не знать.