могилы. В таком случае могила предоставляется умершему на вечные времена, поэтому она и стоит намного дороже». В магистрате согласились с логикой его
утверждений, и наследникам пришлось уплатить требуемую сумму — и
награбленные деньги возвратились к беднякам города (
Рав Элиягу Лопьян, благословенна память праведника, рассказал как-то
историю.
Его мать раз в месяц вынимала из шкафов всю посуду и тщательно отмывала
шкафы и тумбочки.
Однажды, когда мать занималась этим делом, шестилетний Элиягу играл
новеньким мячом: мяч угодил на стол и разбил несколько тарелок. Мальчика
строго наказали, и он дал себе слово: в следующий раз, когда мать начнет уборку, держаться подальше от кухни.
Прошел месяц. Мать снова вынула из шкафов всю посуду,… и именно в этот
момент в кухонное окно влетел гусь и приземлился на тарелки. Рав Лопьян
вспоминал свою тогдашнюю реакцию. «Ну, достанется теперь этому гусю!» —
подумал он.
Однако мать проявила редкостное хладнокровие. Не сделав гусю даже
замечания, она взяла его и выкинула обратно в окно. Элиягу был поражен. «Хотел
бы я быть гусем», — сказал он себе. И долго еще грустное чувство не покидало
мальчика, пока однажды отец не пошел и не зарезал гуся, после чего бедную
птицу съели за субботней трапезой. Больше Элиягу не хотел быть гусем.
Рассказывается, что один из «просветителей» — выбритый щеголь, разряженный по последней берлинской моде, — «похвастался» перед раби
Акивой Эйгером: «Раби, я уже успел совершить все поступки, запрещенные
— что этот грех ты не совершишь никогда». — «Почему?» — удивился
«просветитель». «Потому, что ты стремишься преступать заповеди
пояснил раби Акива, — а самоубийство для таких, как ты, — заповедь, ведь
повелевает (
Комментируя пророческие прозрения из книги Даниэля,
сложнейших кабалистических вычислений пришел к выводу, что конечное
избавление еврейского народа должно произойти в конце седьмого столетия
шестого тысячелетия (по еврейскому летоисчислению). На вопрос, почему он
занялся подобными расчетами вопреки суровому предостережению
(
жили, в Харьков. Быстро утомившись в тряской телеге, я спросил отца на самом
выезде из Волочиска: «Долго ли еще осталось ехать до Харькова?» Отец упрекнул
меня за нетерпение и сказал: «Малыш, больше не задавай мне этот глупый
вопрос!» Мы путешествовали несколько недель, переезжая из города в город и от
одного постоялого двора до другого, но, уязвленный упреком отца, я боялся
спрашивать, далеко ли еще до Харькова. И вот однажды, рано утром, отец
обратился к одному из извозчиков: «Скажи мне, долго ли еще осталось ехать до
Харькова?» Я остолбенел: ведь это был тот самый «глупый вопрос», который отец
запретил задавать. «Глупыш, — сказал мне отец, — когда мы только выехали из
нашего города, впереди оставалось много недель пути. Но теперь, когда мы уже
преодолели весь этот путь и приблизились к пригородам Харькова, этот же
вопрос стал очень своевременным и уместным».
«Так и здесь, — пояснил
разрушения Храма, когда еще предстояли долгие тысячелетия страданий и
скитаний по всему миру, мудрецы
избавления. Они поступили так, чтобы евреи не отчаялись, сказав: «Возможно ли
выдержать такое длительное изгнание?» Но теперь, когда, благословение
Всевышнему, большая часть пути уже позади и мы стоим на пороге конечного
избавления. Вполне уместно вычислять его точный срок» (
Иудаизм отказывается обсуждать подробности жизни после смерти. Однако
для тех, кто подвергает сомнению существование вне тела и жизнь за гробом,
Представьте себе, что женщина собирается вскоре произвести на свет
девочек-близнецов. Допустим, эти двойняшки наделены разумом и могут
общаться друг с другом. Предположим, что одна из них — оптимистка, а другая
— пессимистка. Одна верит в будущее, другая — «реалист» и верит только тому, что видит перед собой.