Тайны французской революции

Читатель помнит, что Кожоль для Жаваля был Ивоном Бералеком. «Если когда-нибудь представится мне случай воздать тебе за эти два удара, то уж я тебя проучу, гнусный шпион!» – думал трепещущий добряк, изо всех сил улыбаясь.

– Дорогой Страус, с радостью вижу в тебе эту сердечную память, в которой всем твоим друзьям отыщется уголок.

– Да, не правда ли? В первую минуту нежданной встречи волнение несколько смутило мой рассудок, но вам не надо было два раза повторять, чтоб напомнить о своем имени, которого, впрочем, я и не мог забыть, потому что кое-кто взял на себя труд напоминать мне о нем.

– А! Да кто же?

– Одна дама.

– Дама! – сказал Пьер, навострив уши.

– Ах, да! Ведь вы не знаете, что случилось после вашего отъезда из отеля. Через полчаса после того, как вы ушли, явилась к вам какая-то дама. Она меня расспрашивала о вас, о вашем имени, о записочке, полученной накануне. Ну! Я ей отвечал, что вы только что уехали в Бретань и я сам помогал вам укладывать вещи. Особо я заметил ей, что вы везде искали потерянную печать.

– И что же дама сказала по поводу печати? – спросил Кожоль, припомнив эту маленькую хитрость, употребленную для того, чтоб обмануть Елену, если б она вздумала после люксембургской ночи прийти в отель.

– Узнав, что вы так искали ее, она вздохнула с облегчением, и я слышал, как она тихо произнесла: «Баррас обманул меня… Ивон не умер, но он потерял печать, спасаясь из ловушки».

– Затем она ушла?..

– Да, потом она часто опять приходила и все спрашивала, не вернулись ли вы в Париж, потому что она хотела писать вам, чтоб известить о какой-то интересной новости, но не знала, куда адресовать письмо, – говорила она. Несколько месяцев она являлась сюда аккуратно каждую неделю. А потом ее визиты вдруг прекратились – и вот опять, третьего дня, она приходила… но бледная, слабая, худая, как будто встала после тяжелой болезни.

– Хочешь избавиться от большой опасности, которая может стоить тебе головы… ведь у тебя она одна… Ты, конечно, не захочешь расстаться с ней? – важно спросил Кожоль, без зазрения совести игравший на слабостях Жаваля.

– О, говорите! – умолял трактирщик, у которого тотчас заплясали колени.

– Я подозреваю, что эта дама замышляет какой-то политический заговор, в который ты против воли можешь впутаться.

– Да, да… совсем против воли, будьте уверены, – пробормотал Жаваль.

– Итак, если эта дама явится опять?

– Я прогоню ее! – крикнул поспешно трус, желая поусердствовать.

– Ах нет! Берегись прогонять ее, потому что в таком случае Директория расстреляет тебя, заподозрив, что ты хочешь отвести от заговорщиков опасность.

– Так как же мне поступить? – шепнул хозяин, у которого от двойной напасти – гильотины и расстрела – мороз пробежал по спине.

– Ты вежливо примешь даму, но ни слова не скажешь о том, что я здесь.

– Хорошо.

– Потом скажешь ей, что один из новых друзей… жилец, на короткое время занявший номер у тебя… известил тебя о моем скором прибытии в Париж.

– Слушаю.

– И ты возьмешь ее адрес, чтоб сейчас же дать знать, когда я приеду.

– Это все?

– Да, покамест. Итак, осторожность, Страус… или – крак! – голова отскакивает на двадцать шагов! Или – пиф-паф! – двадцать пуль в живот! Что расстраивает самое крепкое здоровье! Ты хорошо понял?

Жаваль молча кивнул, потому что все эти подробности о «крак!» и «пиф-паф!» внезапно иссушили ему горло.

– Если ты не понял, Страус, то прошу, умоляю тебя, спроси – и я еще раз повторю свои инструкции… иначе я буду в отчаянии, если какое-нибудь недоразумение будет стоить тебе жизни, – подтвердил Кожоль, забавлявшийся глупостью простака-хозяина.

– Я приму ее вежливо, ничего не скажу об вашем визите и спрошу ее адрес. Видите – я понял? – ответил, как вытверженный урок, без запинки, Жаваль: новый припадок страха опять развязал ему язык.

– Прощай, Страус. Выкажи мудрость змеиную… потому что Директория следит за тобой, – проговорил Пьер на прощанье.

У несчастного Жаваля не осталось сил проводить его. Он опустился в изнеможении на один из ларей в прихожей и, жалостливо охая, говорил:

– Но, Боже милосердный! Директория глаз с меня не спускает… так и торчит возле меня.

А Кожоль продолжал между тем свой путь к улице Мон Блан, рассуждая:

– Если Бералек забыл Елену, то она, напротив, любит его больше прежнего и очень желает его видеть.

Сделав шагов десять, он остановился в раздумьи.

– Какая же это интересная новость, которую мадемуазель Валеран желает сообщить Ивону? – прошептал он.

Против воли он чувствовал смутное беспокойство. Он боялся, что, заняв место друга, навлек на Ивона какое-нибудь несчастие.

– Ах! – решился он. – Я узнаю в чем дело. Если Жавалю удастся получить адрес, я увижусь с Еленой прежде, чем она отыщет Бералека.

Остановившись в начале улицы Мон Блан, Пьер задумался о другом деле.

– Теперь, – произнес он, – надо узнать, что связывало несколько лет назад Сюрко и его соседа Брикета.

Через несколько минут Кожоль входил к вдове, которая на этот раз сидела за конторкой в лавке.

– Хозяйка, вот этот гражданин приходил вчера за заказом Пиктюпика из Ренна, – доложил приказчик, узнав молодого человека.