Тайны гор, которых не было на карте

Хуже пришлось Борзеевичу. Его самодельные снегоступы, сплетенные из ивовых прутьев, при спуске оказались бесполезными. Он катился в лаптях, проверяя их на каждой остановке. Наконец, как раненная птица, он испустил вопль, и замотал портянки поверх лаптей, используя запасную пару. Всю остальную дорогу он предпочел, как Манька, катиться на спине или на заднем месте, используя для торможения и рулевого управления рюкзак.

И когда, наконец, они оказались внизу, где их уже поджидал Дьявол, они в полной мере смогли оценить свой ущерб. Он оказался настолько значительным, что даже Дьявол озаботился, расстроено и с тревогой рассматривая порванную в нескольких местах одежду, не думая на этот раз упрекать или поучать их. Козлиный полушубок Борзеевича пока держался, но мех кое-где начал выставляться. Манькин полушубок можно было выбрасывать, вряд ли он подлежал реставрации. Ко всему, внизу было много теплее, чем вверху, снег лежал сырой – Борзеевич и Манька промокли до нитки.

Удрученно молчали все.

Первым заговорил Дьявол.

– Мы, в любом случае, наверное, должны вернуться. Твой полушубок сказал свое слово, – обратился он к Маньке.

Она почувствовала себя виноватой – это она положилась на вещь Бабы Яги. Получалось, что если придется вернуться, то только из-за нее. У старика Борзеевича одна запаска лаптей еще оставалась, а она ничего взамен полушубка не положила, оставив в избе проверенную временем курточку на искусственном меху. Манька с тоской посмотрела вверх на гору, на которую поднимались пятнадцать дней и скатились за сутки. Теперь вершина была так далеко, что ее едва было видно – она тонула в голубой дымке, как когда она смотрела на горы с того места, где хоронила покойников. С этой стороны гора была не такая крутая, но пологий спуск был куда как длиннее, чем подъем со стороны благодатной земли, изрезанный глубокими впадинами. Наверное, путь обратно не покажется легче. И здесь были места, которые пришлось бы преодолевать с трудом. Она смотрела на вторую гору, размышляя. Не могло же быть такого, чтобы там, за нею, была еще одна гора. Да, вторая гора была выше первой и высилась как исполин, но опыт уже был. Всего-то ничего, подняться и спуститься, оказавшись в цивилизованной части государства. Горный перешеек, разделивший государство надвое, состоял из одной гряды.

На всякий случай поинтересовалась, разглядывая то, что осталось от полушубка.

– Дьявол, а что там, дальше? – кивнула она на вторую гору.

Дьявол взглянул на нее загадочно.

– Почему я должен тебе об этом говорить? Понятия не имею, – не моргнув глазом соврал он, заложив руки за спину.

Манька поняла: ни за что не скажет. Он наказывал ее и за шубу Бабы Яги, и за то, что она бросила железо на чердаке избы, и за то, что не предусмотрела многих вещей. По крайне мере, не заманивал вглубь. Еще бы, наверное, впереди не было не оборотней, ни вампиров, там их не ждали, он же всегда направлял ее только в самые опасные места!

Борзеевич притих, то обращая взгляд в сторону пройденной горы, то в сторону еще непокоренной. Заметив дыру на его заднице, Манька достала из рюкзака свои запасные брюки и бросила ему. Он на лету поймал, радостно примеривая на себя.

– Только не обрезай, – попросила она. – Загни и подшей. А ты как думаешь, что там за этой горой? – обратилась она к нему за поддержкой.

– Ой, Маня, не знаю, полагаю, государство! – ответил Борзеевич беззаботно, натягивая штаны поверх рваных. Дыра на заднице, видимо, поддувалась – пощупав ее, он начал стягивать с себя и те, и другие. – Многое о месте сем говорят, но разве упомнишь, если нет человека, который побывал бы здесь и рассказал об этом? – отнекался он. – Я, как ты. Всегда интересовался этими горами, горы – это тебе и хроника историческая, и кладовая, и мудрое созерцание… А за зипун мой не переживай, я в нем ходил, сколько себя помню – заколдованной он, зарастают на нем дыры, как только дырявостью переболеет, – переодевшись, он как-то сразу повеселел.

– И как скоро? – позавидовала Манька.

Борзеевич озадачено почесал пятерней затылок. Пожал плечами.

– Не знаю… Наверно, когда на горах этих козла съем, и будут они мне ровной дорогой. Вот пройдем из конца в конец… Зипун мой, как зеркало моих знаний.

– Ненадежная одежа, – сделала Манька вывод. При ее дырявой памяти она бы вечно голая в таком полушубке ходила – завидовать тут было нечему.

Она тоже переоделась в сухое. В первый раз ей приходилось принимать такое ответственное решение за всех, и о себе она думала меньше всего. Но понять, о чем думали Дьявол и Борзеевич, у нее не получилось: один слюнявил палец и грыз себе ноготь, второй, расположившись прямо на снегу, усевшись на рюкзаки, подшивал свои старые порванные штаны и укорачивал новые.

– Маня, не думай о нас, – рассмеялся Дьявол. – Я Дьявол. Мне и здесь хорошо, и там. Я не раз здесь бывал, но не собираюсь брать на себя ответственность за каждый могильный холмик. Поэтому советовать ничего не буду, а Борзеевича никто не звал – сам напросился.