Я, уже порядком взбешенный чрезвычайно наглым тоном посетителя, да услышав еще фамилию известного, зарегистрированного шулера, я потерял всякое самообладание и, стукнув изо всей силы кулаком по столу, крикнул:
— Вон! Сию минуту вон, нахал этакий! Да я тебя, шулера, не только из кабинета, но и из Москвы немедленно выставлю! Вон, говорят тебе!
И, встав из-за стола, я стал наступать на него.
Нахалы обычно бывают не менее трусливы, чем наглы. Это вполне подтвердилось на Прутянском. Забыв на столе фуражку, он кинулся от меня к выходу и, пугливо на меня оборачиваясь, стал царапаться и ломиться в шкаф, стоящий у стены рядом с дверью.
— Куда в шкаф лезешь? — крикнул я, притопнув.
Наконец калинский советник выбрался из кабинета, оставив на паркете следы своего необычайного волнения.
Ночью вдруг меня будит телефон. — Алло, я вас слушаю, — проговорил я хрипло.
В трубке послышался полупьяный голос:
— Позвать ко мне главного начальника всей полиции Москвы и… и ее уездов!
— Он самый у телефона. Что вам угодно?
— С вами говорит регистратор Семечкин.
— Очень приятно.
— Мне то-о-же!
— Что вам от меня нужно?
— Да как же, помилуйте, это бог знает что! Я говорю чеку… че-ло-о-веку… Подай еще графинчик водки, а он заявляет: «Поздний час, господин, из буфета не отпускают». И что значит «поздний час», когда, строго говоря, ранний… Да, наконец, опять же Леночка, он меня компер… коммер… компрометирует в ее глазах. Это же не порядок… Как вы находите?
— Конечно, конечно! Вы правы. А где же это вас так компрометируют?
— Как?.. Неужели вы не знаете, а еще главный начальник всех сыскных уездов? Странно…
— Представьте, знал, да забыл!
— В «Слоне». В «Слоне», стыдитесь!
— Где же вы там, в общем зале или кабинете?
— Что за вопрос! Конечно, в зале! Моя Леночка не станет шляться по кабинетам. Сидим справа от входа: я, Леночка да приятель, Ладонов… Только он напрасно думает… Ничего у него с Леночкой не выйдет.
— Хорошо! Вы погодите немного, а я прикажу сейчас хозяину отпустить вам графинчик.
— Хорошо. Я этой услуги вам не забуду! Мерси!
По моему приказанию один из агентов тотчас же направился в ресторан «Слон» и, арестовав Семечкина, его на остаток ночи поместил в полицейскую камеру. На следующее утро мы встретились. Семечкин оказался служащим, вспрыскивавшим вчера в «Слоне» свой первый, только что полученный чин. Это был добродушнейший и безобиднейший человек лет двадцати пяти, скромный, конфузливый.
— Ради Самого Господа, господин начальник, не оглашайте моего глупого поступка: и со службы-то меня выгонят, и жена съест живьем.
— А как же это вы, господин регистратор, решились столь бесцеремонно беспокоить меня, да еще среди ночи?
— Видит Бог, был пьян, пьян как стелька! Да разве трезвый я бы посмел?
Пожурив его еще немного, я отпустил Семечкина на все четыре стороны и, конечно, не возбудил о нем дела.
Радость Семечкина была безбрежна!
Мариенбургские поджоги
В самом начале девяностых годов, в бытность мою начальником Рижской сыскной полиции, лифляндский губернатор М. А. Пашков предложил мне заняться так называемым Мариенбургским делом.
Мариенбург — это большое, густо заселенное местечко Валкского уезда, целиком почти принадлежавшее барону В***. Барон сдавал эту землю в долгосрочную аренду, и люди, снимая ее, строились, обзаводились хозяйством, плодились и умирали. Ничто не нарушало мирного, своеобразного уклада жизни этого уголка, уклада, впрочем, с некоторым феодальным оттенком. Барон В*** не только являлся собственником земли, но и обладал по отношению к людям, ее населяющим, обломками суверенных прав. Так, по праву так называемого патронатства от него зависел выбор местного пастора. И вот на этой-то именно почве разыгралось то дело, о котором я хочу рассказать.
Вновь назначенный бароном пастор был не угоден арендаторам, и последние, не добившись от барона его увольнения, в виде протеста прибегли к насилию. Начался ряд поджогов сначала хозяйственных построек, принадлежавших барону, затем строений, отведенных под жилье пастору, потом обширных запасов хлеба, сена и прочих продуктов, получаемых пастором с довольно значительного участка земли, наконец, войдя во вкус, поджигатели принялись и за рядовых жителей.
Пожары сопровождались кражами, иногда довольно значительными. Были случаи и с человеческими жертвами. Так, при одном поджоге сгорели старуха с внуком.