Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве

Именно этому упоминанию о Юсе мы обязаны тем, что в досье включен этот отрывок из подтверждения признаний Са, который так ясно раскрывает методы работы инквизиторского трибунала. Са уводят, а в зал вновь приводят Юсе. Вопросы возобновляются, и теперь их формулируют на основе новых сведений, выдавая эту информацию порциями, достаточными для того, чтобы заставить Юсе сделать свои признания более детальными. Нет сомнений, что они прямо спрашивали его о распятии мальчика, настаивая на этом пункте, ставшем главным обвинением, и надеясь, что ответы Юсе снабдят их еще большим количеством деталей и дадут им возможность копать еще глубже.

Столкнувшись с тем, что инквизиторам уже многое известно, Юсе не может и дальше все отрицать и признается, что был свидетелем распятия в пещере три или четыре года назад. Он говорит (как и его отец), что ребенка распинали именно христиане и что они секли его, били, плевали в него и надели на него терновый венец.

Пока что он лишь подтверждает то, что инквизиторам уже известно; но далее он добавляет новые сведения. Он утверждает, что Алонсо Франко вскрыл вены на левой руке мальчика и оставил его истекать кровью больше чем полчаса, собирая кровь в котелок и в кувшин; что Хуан Франко достал цыганский (то есть изогнутый) нож и воткнул его мальчику в бок, а Гарсиа Франко достал его сердце и посыпал его солью.

Он признается, что все присутствующие принимали участие в происходящем и что он может сказать, чем именно занимался каждый из них, за исключением своего отца: он не помнит, чтобы его отец что-либо делал; он лишь стоял там, пока все это происходило. Юсе также напоминает инквизиторам, что его отцу уже за восемьдесят и зрение у него настолько слабое, что он даже не мог ясно видеть происходящее.

Когда ребенок умер, продолжает Юсе, они сняли его с креста (они его развязали, говорит он). Хуан Франко взял его за руки, Гарсиа Франко за ноги, и они вынесли его из пещеры. Юсе не видел, куда они его отнесли, но слышал, как Хуан Франко и Гарсиа Франко сообщили Тасарте, что они закопали его в овраге у реки Эскорчон. Сердце оставалось у Алонсо до следующей встречи в пещере, когда он отдал его Тасарте вместе с освященной облаткой.

«Это происходило днем или ночью?» – спросили Юсе.

«Ночью, – ответил он, – при свете свечей из белого воска; а вход в пещеру завесили плащом, чтобы свет не было видно снаружи».

Инквизиторы желают знать, когда именно это происходило, но все, что Юсе может сказать, – что, по его мнению, был Великий пост, перед самой Пасхой, три или четыре года назад. Его спрашивают, доходили ли до него какие-либо слухи о пропаже ребенка примерно в это время в тех местах, и он говорит, что слышал о пропавшем ребенке в Лильо и еще об одном – в Ла-Гардиа; второй пошел в виноградник с дядей, и больше его не видели. Но он добавляет, что в любом случае Франко перемещался между Ла-Гардиа и Мурсией и что во время одной из таких поездок они легко могли найти и украсть ребенка, потому что в повозках у них были бочки с сардинами, некоторые из них могли быть пусты – Юсе имеет в виду, что ребенка могли спрятать в одной из этих бочек.

Его побуждают говорить дальше, но он заявляет, что больше ничего не может вспомнить, и обещает сообщить суду, если ему удастся вспомнить что-нибудь еще. На этом его отпускают с приказом от доктора Вильяды (возможно, подкрепленным угрозой или обещанием) как следует подумать и признаться во всем, что ему известно и что является делом святой палаты, касается ли оно его самого или других людей.

22 Суд над Юсе Франко (Продолжение)

Нетрудно догадаться, с какими новыми силами суд, вооружившись полученной информацией, приступил к повторным допросам остальных семи заключенных, обвиненных в соучастии в преступлении в Ла-Гардиа, оказывая на них давление в отношении конкретной роли, которую каждый из них предположительно играл в этом деле, и продолжая сталкивать их лбами между собой. Прискорбно, что хроники этих судебных заседаний недоступны – в противном случае мы могли бы обойтись без всяких догадок, шаг за шагом восстанавливая это необычное дело. Остается надеяться, что надежды Фиделя Фиты осуществятся и хроники в конце концов обнаружатся.

Неделю спустя, 28 июля, Юсе вновь приводят в зал судебных слушаний для допроса, но ему больше нечего добавить по поводу самого преступления. Все, что ему удалось вспомнить в промежутке, – это обрывки разговора, произошедшего во время второй встречи преступников, когда они собирались отправить освященную облатку Абенамиасу. Тем не менее, с точки зрения инквизиторов, его слова так же компрометируют тех, кто произносил свидетельствуемые им вещи, как и их участие в распятии мальчика, и точно так же они компрометируют его самого, поскольку доказывают, что он был fautor – пособником еретиков; вполне возможно, что он совершенно упустил из виду это обстоятельство.