Должно быть, предложенное Торквемадой изгнание полностью обсудили в королевском совете, прежде чем издавать указ[461]; для всех должно было стать очевидным, что Испания непременно обеднеет, если изгнать из нее 40 000 трудолюбивых семей. Немыслимо, чтобы король или канцлер не подняли бы вопрос о нецелесообразности и даже опасности подобных мер. И однако же, можно с уверенностью сказать, что ни король, ни канцлер не смогли устоять перед суровым бескомпромиссным монахом, представлявшим для них Бога, с которым шутки плохи, – Бога, которого их восприятие превратило в некое мстительное языческое божество. Распятие Торквемады, столь драматично брошенное на весы, окончательно решило вопрос.
Султан Баязид, принявший и приютивший в Турции немало беглецов, был изумлен такой грубой ошибкой в деле государственного управления; рассказывают, что он спросил, действительно ли этого короля следует считать великим правителем, если он обеднил собственную страну, чтобы обогатить другое государство. То, что без труда понял великий султан, находившийся под гнетом священника Фердинанд понять не сумел. Изгнав евреев и мусульман со своей земли (ибо мавры вскоре последуют за евреями, хотя им и будет разрешено временно остаться по условиям капитуляции Гранады), Испания, с одной стороны, изгнала купцов и финансистов, а с другой – ремесленников и земледельцев; словом, она изгнала рабочую силу, производительную часть своего общества. Многие считают, что она сделала это, вполне отдавая себе отчет о последствиях, и принесла героическую жертву принципам и религиозным убеждениям. Вполне возможно, Испания считала, что Господь наградит ее новым миром за принесенную ему жертву.
Искусство, промышленность, мануфактуры, сельское хозяйство и торговля в течение четырех столетий горевали о нехватке рук, которые могли бы ими заниматься. Новый Свет оказался всего лишь иллюзорной и кратковременной компенсацией. Его золото не могло обеспечить Испанию тружениками, которых ей не хватало. Напротив, нехватка рабочей силы еще больше возросла: Новый Свет с лихвой взял плату за свои дары. В обмен на подарки, которые он высыпал на колени Испании, он забрал ее детей, сманивая их за моря сказками о легком богатстве. Движимые жаждой золота, многочисленные семьи эмигрировали, усугубляя тем самым убыль населения в родной стране. А когда с течением времени дети Испании в Новом Свете набрали достаточную силу, чтобы потребовать освобождения, они сбросили ярмо родины и разделили между собой ее обширные владения. Они оставили совершенно нищей страну, которая своими собственными действиями лишила себя внутренних ресурсов и которая наконец поняла, какую службу сослужил ей приор Святого Креста.
Мавры Гранады тем временем получили от Фердинанда обещание, что инквизиции не будет в Гранаде в течение следующих 40 лет и что морисков (крещеных мусульман) не будут преследовать за соблюдение мусульманских обычаев. Однако этот срок оказался слишком большим бременем для терпения священников. В 1526 году, задолго до истечения оговоренного периода, святая палата коварно проникла в Гранаду под предлогом, что там требовалось наблюдение за многими подозрительными маранами, отправившимися туда жить в тени неприкосновенности, полученной морисками. Что это был всего лишь предлог, демонстрирует обстоятельство, что уже в 1505 году святая палата Кордовы приезжала в Гранаду и устраивала там преследования иудеев, когда представлялась такая возможность.
27
Последние «Указания» Торквемады
Изгнание евреев можно считать главным делом жизни и венцом карьеры Торквемады. Это апогей его достижений. После того его карьера постепенно утрачивает важность и медленно клонится к закату.
Тем временем в 1492 году в Риме на папский престол под именем Александра VI взошел новый понтифик – Родриго Борджиа. Из его рук Торквемада получил подтверждение важного поста, который он занимал; подтверждение было сформулировано в праздных изъявлениях чувств, часто встречавшихся в папских буллах, и многих заставило поверить, что Александр относился к Торквемаде и святой палате в Испании с особой любовью. Но вообще-то попытки этого папы обуздать чрезмерную суровость великого инквизитора были менее вялыми (мы не отважимся назвать их более энергичными), чем те, что предпринимали Сикст IV и Иннокентий VIII; именно Александр VI, устав от жалоб на Торквемаду, в конце концов сумел добиться отставки приора Святого Креста.