— Локи! — бездумно выпалил Вадим и, довольный собой, приосанился. — Чё пялишься? Локи же! Наикрутейший чел из «Мстителей», иногда творящий дичь, а иногда — помогающий. Значит, Локи — Хранитель нашего мира, вот так да!
— Нет, Хранитель-Страж — межмировой змей Й
— А-а-а, ну да, я так и сказал, — извернулся Вадим, разглядывая получившуюся схему. — Чёт многовато на один несчастный мирок всего и всех, не считаешь? Не был бы лично во всё это втянут, сказал бы «очень сложно, до свидания» — и свалил, а так… придётся осмысливать. Дай-ка сфоткаю, дома разберусь. Или нет?.. У тебя ж тут восемнадцатое столетие, никакого Инета.
— Теперь — есть, — не преминула похвастаться новшеством я. — Пришлось выстоять огромную очередь, заполнить целую кучу никому не нужных бумаг, запросить столько же подтверждений, вытерпеть пребывание в доме посторонних «мастеров» — и вот оно, величайшее достижение человечества.
— Ух ты, — пробормотал нисколько не впечатлённый Вадим, «фоткая» мою схему. — А я-то думал, что ты Рейджа поднапряжёшь и он вместо тебя суетливым сусликом притащит роутер. Ладно, с Сакряй этой вашей разобрались, но у меня всё ещё есть вопросы. Гм, гм, не знаю с чего и начать, дельце-то щекотливое, не всем понятное… Да и ты — НЁХ, может, тебя при одном упоминании перекорёжит, и ты повалишься на пол, раздирая грудь и крича: «Не-е-ет!» Или там завертишься юлой и провалишься сквозь землю, вся в дыму и сере, как в киношках.
Вадим мялся, терзался и ходил вокруг да около почти десять минут, пока не собрался с духом и не выпалил по-настоящему непредсказуемое: «Есть ли Бог?» Затем, очевидно смутившись, уткнулся в мобильный телефон, жалко лепеча: «Вай-файчик, вай-файчик, где здесь вай-файчик, вашу ж маму?»
Осторожно положив фломастеры в выемку, я взялась протирать доску специально предназначенной для сего действа губкой. Чёрные линии стремительно исчезали под натиском магнитного стирателя, а количество тёмных мыслей по поводу затронутой Вадимом непростой темы — множилось.
Когда ты по словам горячо любимой мамочки «выродок, который не должен был рождаться на свет», всё значительно усложняется. Когда все на свете считают тебя персональным врагом и обвиняют в том, чего ты не совершала и при выяснении истины не извиняются за навет, вера в справедливость тоже не приживается. А когда настоятель единственной в деревушке церкви во всеуслышание объявляет тебя «нехристем», давая прихожанам зелёный свет на травлю, оскорбления и вредительство, начинаешь понимать, что Бога-то, возможно, и нет.
«Тебе нужно молиться сильнее прочих, Фэй», зловеще шептал мне на ухо проповедник и насильно поворачивая голову к расположенному перед алтарём распятию, с которого свисал измученный мужчина в терновом венце. «Твоё рождение — скверна и ты сама — воплощение скверны, так отмоли же проступки свои пред Господом Нашим и раскайся в истинно первородном грехе!»
«Ха, только поглядите на эту голову-траву», сплёвывал в пыль старший сын настоятеля, Иоанн. «Ни черта, ни Бога не боится, рыскает тут всюду, будто так и надо, что-то там вынюхивает. О-о-о, придумал! Давайте устроим этому подмёнышу искупительные страдания! Хватай её, Кайл, да держи крепче, а я покамест за чертополохом сгоняю!»
«Тварь мерзопакостная, нехристь окаянная», ругались мне вслед «чистые и праведные» старушки преданно ходившие в церковь каждое воскресенье. «Зачем Эсмеральда тебя только выносила? Скинуть плод — трёхсекундное дело, нет же, топчешь землю, как и все, ещё и с видом гордым, словно право имеешь. Нет у тебя никаких прав, нечестивица, нет и никогда не будет!»
«Бог терпел и нам велел», нараспев отвечала мама, когда я заикалась о всех тех несправедливостях, что мне доводилось терпеть из-за происков деревенских. «Фэй, ты же прекрасно знаешь, что отличаешься, верно? Магию Энтони хотя бы можно объяснить, а хрупкие крылышки Нины спрятать, но твои зелёные волосы не в силах скрыть ни одни маскирующие чары. Твоя кровь — твоё проклятье, милая».