– «Днем 29 марта мы услышали, как в коридоре мальчик пинает мяч. Кейт выбежала к нему, и в следующий миг она схватила ботинки и побежала в магазин наверху за мальчиком. В то время суток этого делать было ну никак нельзя, поскольку район был под обстрелом, а магазин находился на очень видном месте. Беспокоясь о ее безопасности, я выбежал следом, добежав до двери магазина, я увидел ее на улице».
Я слушаю рассказ Грэма, по щекам текут слезы. Когда Шоу читает дальше, я чувствую во рту привкус пыли и бензина.
– «Она говорила с мальчиком, обещала ему, что отвезет в Англию, если он вернется в укрытие».
– И отвезла бы, – всхлипываю я.
Дав мне время успокоиться, Шоу продолжает:
– «Открыв дверь, я увидел, что они идут мне навстречу. Она держала мальчика за руку, они возвращались».
– Нет, нет, нет! – вою я, чувствуя в своей руке его маленькую ладошку. – Не надо.
Мы же почти дошли, оставалось совсем чуть-чуть.
– «Они подошли к двери и уже стояли на пороге, когда мальчик сказал, что забыл на улице свой мяч. Кейт приказала его оставить. Сказала, что купит новый. Но мальчика словно переклинило. Он вырывался, пытался высвободиться из ее рук. Кейт потеряла терпение. Она на него накричала. Сказала, что это всего лишь дурацкий футбольный мяч, и приказала идти в дом. Тогда мальчик вырвал-таки руку и выбежал на улицу. Она уже собиралась бежать за ним, но я ее остановил. Умолял одуматься. На улице находиться было крайне опасно, нужно было вернуться и найти родителей мальчика».
Меня охватывает дрожь. Я больше не могу. Нужно заставить ее замолчать. Умоляю, пусть она замолчит. Когда она продолжает читать, я закрываю уши руками. Но мне не скрыться от тех последних мгновений.
Выстрелы. Облако пыли в воздухе. Я его не вижу, но слышу его тоненький голосок:
Мои ноги налились свинцом, и мне кажется, что я бегу к нему целую вечность.
– Помоги мне! – кричит он.
Пуля попала ему в голову, но не убила. Он еще жив.
– Больно, – скулит он.
– Все хорошо, Нидаль, – шепчу я. – Помощь уже рядом. Все будет хорошо.
Он корчится у меня на руках, и я сжимаю его крепче. Где Грэм? Почему он не идет на помощь?
– Отличный получился матч, Нидаль, – шепчу я. – Капитан говорит, ты играл лучше всех. Куда дальше? В Бразилию, а?
Он сжимает мою руку.
– Еще чуть-чуть, и ты будешь в безопасности, – говорю я. – Не закрывай глаза, Нидаль. Смотри на меня. Не спи, малыш, только не спи.
Но его глаза закатываются.
– Ну же, Нидаль! – кричу я. – Ну же. Ты не умрешь. Слышишь меня? Ты не умрешь на этой улице. Мы отсюда выберемся. Поедем в Диснейленд и будем вместе гулять по тому мосту, слышишь? А потом ты напишешь об этом в своей книге улыбок. Но чтобы все это увидеть, тебе придется открыть глаза, Нидаль. Открой глаза.
Но пока я говорю, его тело безжизненно повисает у меня в руках.
Я слышу голоса над головой, мужские голоса. Они пытаются вырвать его у меня из рук, но я не отпущу. Не отпущу.
– Кейт, – говорит Шоу; голос ее, словно нож, пронзает мое сердце. – Кейт, все хорошо?
– Хватит! – кричу я. – Хватит, хватит, хватит! Зачем вы это делаете? Хотите, чтобы я снова пережила все эти события, чтобы доказать, что я чокнулась, чтобы поставить чертову галочку в нужном месте? Он мертв. Этот маленький мальчик умер, его застрелили, когда он побежал за футбольным мячом. И в его смерти виновата я. Я на него наорала. Потеряла самообладание, и он убежал. Не сделай я этого, он, возможно, до сих пор был бы жив. Вы это хотите услышать? Что он умер у меня на руках и с тех пор ни на минуту не оставляет меня в покое, что я каждый миг вижу его лицо и слышу его голос?
– Кейт, – говорит Шоу. – Теперь успокойтесь. Сделайте глубокий вдох.
– Отвали, высокомерная тварь! – кричу я. – Что мне толку от ваших глубоких вдохов? Давайте лучше я вам кое-что расскажу. О Грэме Тернере. Человеке, чьи слова вы используете, чтобы изобразить из меня сумасшедшую; знаете, что он сделал вместо того, чтобы мне помочь? Просто стоял со своей камерой. Стоял и фотографировал мертвого ребенка. Это его следовало арестовать, а не меня. Это все чушь собачья, все, до единого слова.
Вскочив со стула, я подбегаю к Шоу и выхватываю лист бумаги у нее из рук.
– Нидаль, – рыдаю я, валясь на пол; пронзительный голосом Шоу вызывает подмогу. – Нидаль.
Уже темнеет, когда такси останавливается у дома 46 на Смитли Роуд. Поездка от набережной оказалась недолгой, и мы всю дорогу молча сидели на заднем сиденье, промокшие, замерзшие и уставшие, пока водитель гневно ругал мигрантов, стараясь перекричать назойливый треск местного радио.
И вот мы на месте. Назад пути нет.
– Три фунта двадцать пенсов, пожалуйста, ребята, – говорит водитель, пока Пол возится со своим рюкзаком. Он вытаскивает кошелек из переднего кармана. С кошелька капает морская вода.
– Прости, что так, – говорит Пол, вручая водителю размокшую десятифунтовую купюру. – Других нет.