Несколько мгновений я стою с занесенной над головой окровавленной скалкой и смотрю на то, что осталось от птицы. Ее розоватые глаза стали черными от крови. Я не могу больше в них смотреть. Я лишь хочу, чтобы это закончилось.
Чувствуя, как кости сломанного крыла острыми иглами впиваются мне в кожу, я поднимаю птицу и медленно иду к клумбе. Опустив тельце на траву, я начинаю рыть землю. Она заслуживает покоиться с миром, говорю я себе, врезаясь пальцами во влажную землю. Ханна бы этого хотела. Я копаю все глубже и глубже, разрывая спутанные корни и тревожа червей, и вдруг моя рука натыкается на нечто твердое.
Посмотрев вниз, я вижу полоску золота. Смахнув корни и землю, я тяну за блестящий предмет, пока он не поддается. Сердце у меня сжимается от боли, когда я вспоминаю, как выбирала эти тонкие золотые часы в подарок Ханне на ее шестнадцатый день рождения. Перевернув их, я читаю надпись на застежке:
Как они здесь оказались? Она их выбросила, чтобы мне отомстить? Но затем, потирая пальцами треснувший циферблат, я слышу ее голос.
Она собиралась от меня сбежать. И это меня разозлило. Я увидела, что она вбивает в поисковой строке на своем компьютере. Она пыталась связаться со своим настоящим отцом, с этим мелким говнюком, от которого я залетела, когда нам обоим было четырнадцать. Я сказала ей, что ему нет до нее дела, что едва его родители узнали о ребенке, они тут же переехали, а мне велели оставить его в покое. Сказала, что за шестнадцать лет он ни разу не попытался выйти на связь. Сказала, что ее отец теперь Пол и что нет смысла копаться в прошлом, но она не слушала.
До этого момента я больше ничего не помнила о той ночи, ночи, когда она ушла. Но сейчас, слушая ее голос, звенящий в ушах, я вспоминаю кое-что еще. Я вижу, как она стоит в дверях. Называет меня алкоголичкой. Подбежав к ней, я хватаю ее за запястья и тащу в дом.
– Отпусти меня, мама.
Я не отпускаю, говорю, что она не уйдет, я не позволю. Кроме нее у меня никого нет. И затем я слышу грохот. Хлопнула дверь? Я упала? В руке у меня ее часы. Часы остались, а самой Ханны нет. Что произошло? Не помню. И не знаю, хочу ли вспоминать.
Я смотрю на ржавый ремешок и сломанный циферблат, и у меня скручивает живот. Пол не должен их видеть. Он и так считает странным, что я не помню, как Ханна ушла, а ему известно, какими напряженными были наши отношения. Увидев часы, он поймет по моему лицу, что между нами что-то произошло, и тогда мне придется ему рассказать. А я совсем не умею лгать. Если он узнает, что мы в ту ночь поругались, он будет винить в ее уходе меня, а я этого не вынесу. Нужно от них избавиться.
Кинув часы обратно в яму, я накрываю их телом мертвой чайки, закрываю крылом ее налитые кровью глаза и засыпаю яму землей, пока на этом месте не остается лишь коричневое пятно – неприметный клочок земли в неприметном саду. Никто не узнает, говорю я себе, ковыляя к дому и направляясь к моей заначке. Никто не узнает.
– Что же ты натворила?
Его голос звучит словно откуда-то издалека, но я чувствую, как его руки хватают меня и поднимают на ноги. Я пытаюсь открыть глаза, но веки слипаются от усталости.
– Что это такое? Кровь? Что за… Что ты с собой сделала? – Положив руку мне на поясницу, он выводит меня из комнаты.
Я слышу звук льющейся из крана воды и чувствую, как кожу обжигает теплом.
– Вот, отмывается, – говорит он; я чувствую прикосновения его кожи к моим рукам. – Обо что ты так поранилась? Серьезно, тебя ни на минуту нельзя оставить одну, да?
Вода выключается, и я приоткрываю глаза, но их тут же ослепляет светом. Я чувствую его руки, сомкнутые на моей талии, и тело накрывает волной тепла.
Я камнем падаю на мягкую кровать. Он у меня за спиной. Его дыхание становится поверхностным, и я чувствую его руки на своей груди. Он прижимается ко мне, как раньше. Так приятно снова ощущать его рядом. Я выгибаю спину, и он входит в меня. «Салли», – стонет он, мы начинаем заниматься любовью, и мне на глаза наворачиваются слезы. Как же я по нему соскучилась.
Когда я просыпаюсь, Пола рядом нет, но на простыне остался отпечаток его тела.
Почему у меня так болят ладони? Подняв руки к лицу, я вижу узор из царапин. Кончики ногтей в черных полумесяцах грязи.
Меня охватывает паника. Что произошло ночью?
Я натягиваю джинсы и свитер и бегу вниз по ступенькам, крича на ходу его имя, но ответа нет.
– Пол!
Я, спотыкаясь, забегаю на кухню. Пусто. В раковине его кружка. Оперевшись на кухонный стол, я пытаюсь привести мысли в порядок, чтобы решить, что делать дальше. Но в голове каша, и я вижу только какие-то обрывки, которые никак не складываются в единую картинку: Пол лежит рядом со мной на кровати, мои пальцы врезаются в землю. Зачем я начала копать?