Тайны моей сестры

Похожий на ящерицу ведущий возвращается. С мрачным, серьезным лицом он говорит, что друзья и коллеги Кейт понесут свечи к какой-то церкви в Лондоне. Сэйнт Брайд на Флит-стрит. Наконец, улыбнувшись, ведущий уступает место Кристин с ее прогнозом погоды.

– Мне пора, – говорю я, вскакивая на ноги.

– Куда?

Схватив пульт, Пол выключает телевизор, когда Кристин предупреждает о сильном западном ветре.

– Салли, дыши, – говорит он. – Успокойся, иначе у тебя начнется паническая атака.

Я похлопываю по карманам, хотя понятия не имею, что ищу. Ключи. У меня в кармане всегда лежали ключи от машины – еще и их потеряла.

– Прекрати, – говорит Пол, хватая меня за плечи. – Давай, милая, садись, и я заварю нам еще чайку.

– Я не хочу чайку, – говорю я ему, бросаясь в коридор за ботинками. – Мне нужно в Лондон. Они понесут свечи – он так сказал. Нужно проверить расписание поездов, но они же довольно часто ходят, да?

– Салли! – кричит он. – Ради бога, прекрати.

Он стоит передо мной и обеими руками держит меня за плечи.

– Тебе нужно успокоиться, или ты себе навредишь, – говорит он. – Никто не едет ни в какой Лондон. Ясно? Никто. Тебе нужно отдыхать и скорбеть. Ты испытала сильнейшее потрясение и почти не спишь. Черт возьми, ты полночи вчера копалась в земле.

– Но он сказал…

– Послушай, все хорошо, – обнимая меня, говорит Пол. – Свечи понесут не раньше, чем через пару дней. Если ты пообещаешь мне, что немного поспишь и будешь нормально есть, я лично отвезу тебя в Лондон. А теперь давай уложим тебя спать. Тебе нужно отдохнуть.

Однако, улегшись в кровать и закрыв глаза, я вижу перед собой только птицу. Она подносит клюв к моему уху и говорит голосом Ханны:

Отпусти меня, мама.

33

Я чувствую запах подгоревших тостов, и желудок сжимается от голода. Через белые льняные занавески струится свет от фонаря, и я вижу тень сидящей на окне птицы, клюв у нее то открывается, то закрывается:

Отпусти меня, мама.

Натянув на голову одеяло, я пытаюсь снова заснуть. Но дверь вдруг открывается.

– Привет, милая, – говорит он. – Видимо, тебе и правда надо было отоспаться. Уже почти вечер.

Он легонько поглаживает меня по спине, но я не вылезаю из своего кокона.

– Салли, – говорит он. – Просыпайся, милая. Я принес тебе поесть.

– Я ничего не хочу, – мямлю я. Мне нужно подумать. Придумать, что делать. Как добраться до Кейт.

– Послушай, нужно что-нибудь съесть, иначе тебе станет плохо, – настаивает он. – Всего один тост. Ты же не обедала. Пожалуйста, Салли.

Стянув одеяло с головы, я смотрю на него.

– Ладно, – резко отвечаю я. – Просто оставь здесь.

Он ставит тарелку на комод и смотрит на меня с тревогой в глазах.

– Я буду внизу, – говорит он. – Готовлю нам кое-что вкусненькое на ужин. Если понадоблюсь – зови.

Я наблюдаю, как он выходит из комнаты и закрывает дверь, и радуюсь, что он ушел. Когда-то его забота была для меня как бальзам на душу, сейчас же она ощущается как смирительная рубашка. Я знаю, что мне следует быть к нему добрее. Он меня спас. Спас нас обеих.

Сев в кровати, я открываю верхний ящик прикроватной тумбочки. Там под кучей старых банковских выписок лежит фотоальбом с серебристыми буквами на переплете.

Наш свадебный альбом.

Я на мгновение замираю и открываю его. На первой, черно-белой фотографии мы стоим втроем. Пол здесь очень хорош собой – на нем темно-синий костюм и розовый галстук в горошек, свадебный подарок от Ханны. У меня в руке бокал шампанского, в брючном костюме цвета слоновой кости я смотрюсь представительной, но полноватой. Ханна стоит между нами в фисташковом платье подружки невесты, которое она выбрала за несколько недель до этого в маленьком винтажном магазинчике в Уитстабе. Она улыбается в камеру, и на меня накатывает чувство вины. Она так радовалась, что у нее наконец-то будет отец. И не просто отец, а заботливый, любящий папа, который помогал ей делать уроки и водил на плавание. Глядя на фотографию, я вижу, что она жмется к Полу, а не ко мне. Я просто стою с бокалом в руках, блуждая где-то в собственном мирке.

Пол стал моим спасением. Он забрал меня и Ханну из родительского дома, подальше от мамы с ее вечным недовольством и подарил нам новую жизнь: с отпусками, встроенными кухнями и барбекю по воскресеньям. Все было идеально. Но потом пошло наперекосяк.

Я закрываю альбом и кладу его обратно в ящик, но, когда ложусь и закрываю глаза, вижу перед собой перекошенное от ярости лицо Ханны.

– Я тебя ненавижу! – кричит она. – Ты понятия не имеешь, каково это – жить с алкоголиком. С алкашкой.

Мне хочется усадить ее перед собой и сказать, что уж я-то знаю, каково это – отец был алкоголиком, и мое детство напоминало поле боя, с которого никто не вышел невредимым.