Тайны моей сестры

И вдруг я снова там. Стою в саду, смотрю вниз, и сердце бьется так неистово, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. Кости, множество крошечных косточек, образующих на земле замысловатый узор, и блеск золота. Мне не хочется этого видеть, но картинка застыла перед глазами. Я моргаю, пытаясь ее прогнать, но она как пятно, которое, стоит мне закрыть глаза, становится лишь темнее. Громкий хруст и хриплый визг. Ханна. Отпусти меня, мама.

Я схожу с ума?

Мне нужен Пол.

Выбежав из кухни, я хожу из комнаты в комнату и зову его, но никто не отвечает. Мне нужно, чтобы он пришел и вытащил меня отсюда, спас и увез далеко-далеко. Я искуплю свою вину. Мы можем начать все сначала – устроим хороший отпуск где-нибудь в Испании, только для нас двоих. Убежим от всех проблем туда, где тихо и спокойно. Как же это будет приятно. Эта мысль меня успокаивает, хотя всего минуту назад у меня уже началась паника. Вот, если сосредоточиться и думать о хорошем, все не так уж и плохо.

Я возвращаюсь на кухню и, подойдя к раковине набрать воды в чайник, вижу в саду его. Он стоит у клумбы. Я чувствую облегчение, но потом вспоминаю о золотых часах и бегу к двери.

– Пол! – кричу я. – Иди в дом.

Он переводит взгляд с клумбы на меня, а потом обратно на клумбу, и я спрашиваю себя, о чем он думает.

– Пол, пожалуйста.

Опустив голову, он шаркает мне навстречу.

– Что происходит, Салли? – Выражение лица у него какое-то странное. Он на меня зол?

Я пытаюсь заглянуть ему через плечо, но клумба выглядит так, словно после меня ее никто не трогал.

– Там была птица, – говорю я, осматриваясь по сторонам, словно она может появиться в любой момент. – Чайка. У нее было ранено крыло, и мне пришлось положить конец ее страданиям. Я ее похоронила.

– Я так и подумал, – отвечает он. – Я нашел там рядом скалку. Она вся в мелких косточках.

– О, нет, – выдыхаю я, закрывая лицо руками. – Прошу тебя, не продолжай. Поверить не могу, что я это сделала, но она издавала такие ужасные звуки, и крыло было сломано, и я просто не знала, что еще можно сделать.

– Успокойся, милая, – говорит он. – Не накручивай себя. Пойдем в дом и присядем.

Он идет впереди, а я плетусь следом, словно в тумане, пытаясь не думать о Ханне и ее спасательных операциях. Сколько же там мелких косточек…

– Ты иди в гостиную, а я сделаю нам что-нибудь выпить, – говорит он, доставая из шкафа две кружки. – Чай или кофе?

Я бы все отдала за бокал вина, но не хочу выдавать мой тайник.

– Чай, – отвечаю я. – Только покрепче.

Я иду в гостиную и включаю свет. На кофейном столике лежит кипа бумаг – работа Пола, – и мне становится совестно, что из-за меня он пропустил еще один день.

– Готово, – говорит он, входя в гостиную с кружкой в руках.

– Спасибо, Пол, – отвечаю я, когда он ставит кружку передо мной.

Он садится и начинает потягивать чай, а я жду, пока мой остынет. Мы молчим, и тишина меня тревожит. Птица возвращается. Она летает под потолком, и при взгляде на нее у меня кружится голова. Она наворачивает круг за кругом, сверля меня холодными, мертвыми глазами, и под конец это становится невыносимо. Я встаю и, схватив в полки пульт, включаю телевизор.

– Салли, может, не надо?

Не обращая внимания на возражения Пола, я сажусь обратно в кресло и устремляю взгляд в экран. В такие минуты, когда нервы, словно крошечные ножи, проступают на поверхности кожи, телевизор действует на меня успокаивающе. С самого детства. Когда я была маленькой, я часто пыталась заглушить крики родителей, уставившись в телевизор. В моих любимых передачах показывали зеленые и солнечные города, где все жили тихо и мирно, где никто ни на кого не кричал и не ругался. Закрыв уши руками, я представляла, что тоже там живу. С трех тридцати до пяти часов дня, когда по телевизору крутили передачи для детей, я, напуганная маленькая девочка, чувствовала себя в безопасности.

Начинаются местные новости, и я прибавляю громкость.

– Салли?

– Вот это да, он ведет эту передачу с моего детства, – говорю я, показывая на репортера с кожей, как у ящерицы. – Ничего себе, сколько лет прошло. Думала, он уже на пенсии.

– Можешь хотя бы сделать потише? – говорит Пол и тянется за пультом в моей руке. – Невозможно думать.

– Нет, – отвечаю я, прижимая пульт к груди, когда картинка на экране меняется. – Я хочу послушать. Он говорит о Кейт.

Ведущий рассказывает, что она выросла здесь и ходила в местную школу.

– Ох, Кейт бы оценила, – говорю я. – Она терпеть не могла новости Херн Бэй.

– Насколько нам известно, Кейт Рафтер считается пропавшей без вести, предположительно погибшей, – продолжает он.

Я подаюсь вперед в кресле.

– Видишь, – говорю я Полу, показывая на экран. – Он сказал: «пропавшей без вести». Я же тебе говорила. Еще есть надежда.

– Салли, он сказал «считается пропавшей без вести, предположительно погибшей». Они…

– Ш-ш-ш, – шикаю я, когда на экране появляются кадры с места происшествия: поле, заваленное палатками и мешками с трупами.

– О боже, – выдыхаю я. – Взгляни на это.

– Салли, выключи телевизор, – говорит Пол. – От него никакого толку.