Тайны моей сестры

– Салли, ты видишь только то, что хочешь видеть, – повторяет он. – Вспомни свою маму. Как назывался дом престарелых, который я для нее нашел и в котором она умерла?

В голове туман. Зачем он донимает меня вопросами?

– Э-э-э, что-то про сад, – неуверенно говорю я. «Сад у холма»?

– Очень близко, – усмехается он. – «Ивовая усадьба». Я это знаю, потому что это я нашел место, все оплатил и навещал ее дважды в неделю. Когда ты ее навещала, Салли? Ах, точно, никогда.

– У нас с мамой были сложные отношения, – говорю я.

– У тебя со всеми были сложные отношения! – кричит он. – И это бесит больше всего. Ты вечно винишь кого-то другого, а на самом деле ты сама во всем виновата. Ты не ладила с матерью, не ладила с Кейт, не ладила с Ханной, и меня ты видеть не можешь. Такое чувство, что ладила ты только со своим отцом-алкоголиком. Яблоко от яблони недалеко падает.

– Неправда! – Я подскакиваю с кровати и налетаю на него, впиваясь ногтями ему в лицо. – Не смей так говорить! Не смей!

Он хватает меня за руки и крепко сжимает, и когда гнев стихает, я вижу стекающие по его лицу капли крови.

– Хватит, – дрожащим голосом говорит он. – С меня хватит.

– Я не хотела, – всхлипываю я, когда он отпускает мои руки и бросается к двери. – Прости меня, Пол. Пожалуйста, не оставляй меня, мы все уладим, пожалуйста.

– Слишком поздно, Салли, – говорит он, вытирая с лица кровь. – Все кончено.

35

Я больше не могу. Пол ушел. Без него у меня ничего не осталось, лишь большой пустой дом. Пора с этим покончить. Вино притупит чувства, а горсть таблеток поможет завершить дело. Раз, и все.

Я ложусь на кровать и растворяюсь в винной дымке. Когда я подошла к «Спару», магазин только-только открылся, и, пробивая три бутылки вина, женщина покачала головой.

– Не рановато?

Обычно я начинаю ей заливать, что якобы жду на ужин гостей, но в этот раз мне было не до отговорок.

– Да, рановато, – прошипела я, протягивая деньги, – но я делаю вам выручку, так что вам-то какое дело?

Выходя из магазина, я чувствовала на себе ее взгляд. Я, наверное, выглядела ужасно в пальто и домашних тапочках, но мне было плевать. Никогда ее больше не увижу.

Когда я вернулась домой, какая-то часть меня надеялась застать его на кухне, надеялась, что он посмотрит на меня и неодобрительно покачает головой: «Салли, вино в такую рань? Ну ты даешь…» Но в доме было пусто, поэтому, взяв из кухонного шкафчика бокал, я направилась наверх.

Закрыв глаза, я слышу в голове его голос. В нем столько злости, столько горечи. Словно он меня ненавидит.

Я действительно отталкиваю людей. Пол был прав. Но когда ты все свое детство отчаянно пытаешься заслужить мамино одобрение, в итоге вырастаешь с чувством, что ничего не стоишь. Какой смысл открываться людям, если в конце концов они только тебя ранят?

Когда родилась Ханна, моя любовь к ней была настолько безгранична, что каждый раз, когда я смотрела на нее, мне казалось, что я умру, что сердце разорвется. Она была такой крошечной, такой беззащитной, я знала, что это сильнее меня. Поэтому я передала ее маме, чтобы она дала моей дочери то, чего я дать бы не смогла: например, кормила с ней уток или часами качала ее на качелях. Поэтому Ханна и любила маму так сильно – мама была надежной, какой и должна быть мать, в то время как я была непредсказуемой, неустойчивой. Меня передергивает при воспоминании о ее личике, когда я оставила ее на улице, а сама пошла в бар. Ни один ребенок не заслуживает такой матери.

А теперь спиртное – это все, что у меня осталось.

Я опустошаю бокал и наливаю еще и еще, пока комната не погружается в розоватый туман. Я закрываю глаза, темнота так манит, что хочется в нее упасть. Лежа на кровати, я вижу маленького мальчика, которого уносит в море. Волны накрывают его с головой, и потом тишина. Все кончено. Я думаю о том, как приятно было бы просто сдаться, перестать дышать и погрузиться в глубокий, долгий сон.

Пора.

Дотянувшись до прикроватной тумбочки, я вытаскиваю пачку снотворного. Из-за алкоголя я плохо сплю, и когда я просыпаюсь посреди ночи, только таблетки помогают мне заснуть. Если я сейчас увеличу дозу, мне станет тепло и уютно. Я смогу найти Кейт и Дэвида и унять эту боль.

Я нажимаю на блистер и кладу таблетку в рот, запивая ее глотком воды. Осталось восемнадцать штук, но, думаю, хватит и половины. Я выщелкиваю из блистера вторую таблетку, однако, запивая ее, слышу стук в дверь. Это Пол. Вернулся. Передумал.

Бросив таблетки обратно в тумбочку, я задвигаю ящик.

– Пол! – кричу я, сбегая вниз по лестнице. – Уже иду!

Однако, подбежав к двери, я вижу через стекло женский силуэт, и сердце у меня обрывается. Должно быть, это Сандра из соседнего дома – вечно она сует свой нос куда не надо. Только она к нам стучится, да и то затем, чтобы поныть.

– Что на этот раз? – вздыхаю я, открывая дверь.

Но это не Сандра. Передо мной стоит молодая женщина. Ближневосточной внешности, она одета в красивое синее платье и шарф подходящего цвета.

– Салли? – спрашивает она.

Услышав ее акцент, я решаю, что она пришла по поводу Кейт. Наверное, она из консульства.