Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

– Первым делом подался я к Дому Богородицы. Помнишь Малка, мы там, на бережку сидели с тобой про жизнь калякали? Вот там, на холме князь Данила Богородице, по твоему наставлению, храм поставил, монастырь при нем. В том монастыре пристроил сынка своего маломерного Ивана к обучению. При том, при Иване вроде как в дядьках боярин черниговский Феодор Бяконт обретался. Вот у него и народился первый Просветленный, крещенный Елевферием. Ему-то Сибилла и предрекла, что станет он во главе божьих сил под именем Алексея человека божья и сплотит силы вкруг города Святой Богородицы против Ордынского непотребства, когда уже совсем в раздрай пойдет. Мне ж все было ясно, что надоть только подтолкнуть сие чадо. Дождался когда этот малец пойдет в лес птичек ловить, присмотрелся, чтобы вокруг не было никого, и нашептал ему, что, мол, доля у него великая и путь его к иночеству и Богу служению.

– Это ты так нашептал, как полчаса назад с кукушкой смеялся? – Не сдержалась Жанна, – Мальчика-то кондрашка не хватила в пустом лесу?

– Издеваешься малявка, – Микулица сделал вид, что тянется за хворостиной. Жанна с визгом спряталась за спину Мари.

– Сдаюсь, сдаюсь, – Нарочито пропищала она оттуда.

– Значит, вдолбил я ему эту мысль, и пошел малец наш на пострижение. Покатился клубочек по дорожке ему намеченной. Я ж не евши, не спамши, полы рясы в руки и побег в Ростов Великий, почти на нашу Малка с тобой родину, в отчий удел. Там мой второй суженный, ряженный народился. Тоже ведь боярский сын. На озерной стороне, что возле Кремля, если ты помнишь? Да не помнишь ты ничего Малка. Куда тебе помнить, ты в Ростове не была никогда. Вот там. У Кирилла и жены его Марии, видать из ваших ведуний или чародеек, народилось это чудо Варфоломей. Мамашка-то его что-то мыслила в ведьмовских делах, в ведовстве разбиралась мало, мало. Почуяла, что сынок высоко метит. Грамоте его учиться отдала. А он ни бе, ни ме. Не разумеет в буквицах энтих ни бельмеса. Я когда появился, он плачет, убивается весь. Малец тихий, смирный, набожный. Я отцу ему в уши нашептал…

– Нашептал, – Опять пискнула Жанна, – И он оглох, или умом тронулся.

– Заткни ее, а то замолчу!

– Жанна помолчи, ты что расхихикалась. Ишь погремушка, какая, – С деланной строгостью сказала Мари.

– Значит, я его отцу нашептал, что бы он его в поле вроде как лошадей искать послал и тут ему явился…

– Чего сделал? – Уже не удержалась и прыснула Мари.

– Предстал пред ним. Весь в рясе в клобуке накинутом. Жуть! Тот меня увидел, ошалел. Не было ж никого. А тут раз и монах. Проникся. Рассказал мне про беды свои. Я ему просвирку, под рукой была, скормил. Благословил на учение. Тормоз в мозгу снял, Право дело, раз плюнуть. Он меня домой с собой притащил, родителям показал. Захлебывается весь от чувств. Я ему псалтырь в руки. Говорю так ласково «Читай сынок». Он взял, да как почесал. Тормоза-то нет. Родители рот открыли. Я ему благословение дал, долю предсказал добродетельное житье предрек. Чувствую, мать его Мария, на меня косится. Ведовской дух ее чует во мне Посвященного, а это негоже. Ну, тут я прям на глазах их растворился внезапно, чем полное подтверждение словам своим и сделал.

– Чем же тот Варфоломей неграмотный Сибилле приглянулся? – Спросила Жанна.

– А увидела Сибилла в нем будущую поддержку Братств на Руси. Нарекла его преподобным Сергием и предсказала ему встать у кормила преобразований великих на Руси и объединения всех Братств вкруг города Москвы – Небесного Града Иерусалима на земле воплощенного. Большая судьба и большие заботы у мальца этого в будущих жизнях его.

– Такая значит тебе выпала прогулка. Как там Русь? – Печально спросила Мари.

– Стоит. Чего ей сделается. Стоит. Хорошеет. Москва на холме Боровицком, вкруг Храма твоего растет тихо, тихо. Ладно, поскакали далее, заболтал я вас. Ночевать в лесу стремно. Надо до Вильны этой Гедеминовой добраться. Поехали!

Всадники быстро собрали пожитки привычными для людей, привыкших к переходам, движениями и вскочили в седла. Двинулись в путь. Вскоре лес кончился, и дорога вывела их к новому городу, выраставшему вокруг замка Гедеминаса. Город еще пах стружками, сырой глиной и свежей побелкой. На холме над ним высился красный замок князя, куда они и направили своих коней. Стража с подозрением осмотрела путников, появившихся со стороны недружественного леса, но во внутренний двор пропустила. За спиной с лязгом опустилась решетка. Они въехали к парадному крыльцу. В окнах мелькнула чья-то тень, и на крыльцо выбежали обе жены князя Ольга и Ева. С Мари они были знакомы с детства. Вернее они качались у нее на коленях девочками, а теперь казалось, что она младше их. Однако они над этим не задумывались, ходит же молва, что и не Мария это вовсе, а сама Солнечная Дева Ариев. Ходит она по миру, спрятав огненные косы свои под шлем, а душу свою под чужое имя и смотрит, как чтят люди старых богов. Потом на великом суде будет сидеть вместе с Артемидой, и отправлять прогнивших и неверящих в огненную купель.