Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

Алексий умирал тяжело. Боролся за жизнь истово, стараясь удержаться до возвращения Великого князя и Марии. У его ложа дневал и ночевал Сергий Радонежский, давно понявший причину его недуга и всячески пытавшийся выгнать из его тела проклятое зелье. Но тело уже одряхлело и старец жил единственно силой духа. Мария и Дмитрий влетели в покой митрополита, даже не сбросив верхнего платья. У его изголовья сидела Евдокия, читая ему псалтырь. Глаза Сергия и Марии встретились, и она даже не стала задавать вопроса вертевшегося у нее на языке. Преподобный одними глазами подтвердил: «Да, отрава, но не поймали. Утек». Дмитрий, едва сдерживая слезы, припал к груди наставника. Тот с трудом поднял сразу постаревшую руку и погладил его по голове, как в детстве, взъерошив волосы на затылке.

– Дождался, – С облегчением выдохнул он, – Не плач соколенок. Нет времени для слез. Дела надоть решить. Для всех надоть…,– Он перевел дыхание, с трудом сглотнул, и продолжил, – В Киеве Киприана на митрополитство положили….не люб он мне…я б Сергия поставил….но он Мастер…он мелочами заниматься не будет…, – Дыхание его стало тяжелее. – Ты Митька, – Он впервые назвал так своего воспитанника, – Любимца своего Михаила, что в миру Митяем звали хошь на место мое поставить… ставь…токмо в монахи его обрати, распутного…, -Голос его стал тише, он рукой подозвал к себе Марию, – При Митяе Пимен вшивается….бойтесь его…сука он, – Мария аж опешила от таких слов из уст Алексия, – Скажи Лучезарная…с миром ли отхожу?

– С миром отче, с миром, – Она взяла его за руку и, поняв все, пригнулась к его губам.

– Найди…, – Почти неслышно прошептал он, – Найди и уничтожь, нечисть эту…не то…, – Он затих.

– Найду отче. Слово даю Аринино. Найду, с живого шкуру спущу. Он услышал, рука его поднялась и осенила всех крестом.

– Благословляю вас, – Собрав последние силы, крепким голосом сказал Алексий, и душа его отлетела в Ирий.

Посольство в Царьград к патриарху собрали быстро и отправили без затей. Не досуг, поклоны бить. Через два дня на взмыленном жеребце примчался гонец с известием, в дороге в одночасье умер Митяй. Посольство пошло под Пименом дальше.

– И этого не уберегли, что ж напасть такая! Что ж они нас на ход вперед опережают! – В сердцах воскликнула Мария, – Эй Угрюмы, тащите в подвалы монастыря, в пыточную башню тех двух прохвостов, что мы обозе взяли. Не гоже их таперича жалеть!

Когда она вошла в подвал, где на дыбе висели старый сурожанин и сын тысяцкого, ее вид произвел на них большее впечатление, чем все инструменты пыточной башни и вид четырех заплечных дел мастеров. Она была в платье Аринии, и ее огненные косы шевелились, как змеи. Пламя чадных факелов просвечивало ее газовую тунику, собранную по старому обычаю на плече, как корзно воина, оголяя левую грудь.

– Будем молчать, – Спокойным тоном спросила она, останавливая жестом готовых приступить к своему делу Угрюмов, – И так что?

– Опустите, говорить буду, – Неожиданно сказал Иван.

– Иуда!!! – Закричал старик.

– Вырвите ему язык, – Так же спокойно сказала Мария, – А впрочем, нет. Скормите ему его мешок.

– Я буду говорить, – С ужасом в глазах промычал старик, – Ты каменная баба!

– Я Золотая Баба. Слышал о такой?! Продажная твоя душа.

Иван говорил сбивчиво. Обо всем, торопливо стараясь порассказать как можно больше. О том, что торговый люд привыкший сидеть за широкой спиной тупых воинов, невзлюбил Ангелов, за порядок. О том, что это они натравливали Орду на Ордена. О том, что надо разорвать Империю, как они разорвали Орду и править в каждом местячке силой денег, а не силой Правды. И о многом другом, что вообще было не интересно. Мария смотрела на старика.

– Ну, а ты, что молчишь?

– Он все уже сказал!

– Нет не все! Кто?

Кого-то напоминал ей этот сморщенный, скользкий, как угорь, Некомант? Кого? Она напрягла память, продираясь, пробиваясь через толщу лет, как гном к подземному кладу. Вспомнила! В ее мозгу отчетливо вспыхнула картина. Дубрава под Суздалем. Капище и она с сестрами Ариниями. Вот Угрюмы бросают к ее ногам такого же, как этот, скрюченного от злобы старика в черном. Вспомнила, как шипел он ей в глаза:

– Скажу напоследок, не выкорчевать вам, посеянных мною плевел. Задушат они вашу пшеницу на корню. Мои ростки на гнилой почве растут быстро. Человек он ведь лжив, завистлив, корыстен без меры. Но более всего, власти он хочет. Власть, как вино. Опьяняет и манит. Дороже денег, пьянее любви. Власть над такими же, как он, червями земными. А она все даст – и деньги и любовь, и жажду еще большей власти. А когда власть тайная, она еще притягательней. Вроде, как простой человек, но шепнул, что надо и полетели головы. Будут с вами бороться везде и всегда, люди той отравы вкусившие. Полетят головы. Кровью захлебнетесь и дымов костров и пожарищ. Смерти страшные выпустят мои ученики из Мареновых пещер. Ради власти все.

И слова свои ответные вспомнила: