Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

– Так есть, и так будет у всех твоих учеников. Всю жизнь им гнаться за призраком. А в конце жизни узнать, что все это у них было. А гнались они за миражом, за помраком тобой придуманным. И последним словом в жизни их будет проклятие тебе. Твоим жрецам и храмам, вере твоей. Сами друг друга жрать и гнобить будут. Сами друг друга на кострах жечь и мучить. Открыть будущее-то, или так поверишь?

Вспомнила и, повернувшись к Некоманту, неожиданно для него улыбнулась и сказала:

– Ну и как тебе жилось в золотой паутине-то? Что молчишь, паук? Как хозяин-то твой? Все еще помраком своим слепит глаза и души ваши? Все еще манит властью, да златом не мерянным? Глянь на себя. Согнуло всего от зависти и злобы. Не надо мне откровений твоих. Сама знаю, откуда ветер дует. Зря надежду пестуете, не быть, по-вашему. Мы гниль по живому отсечем, вместе с головами вашими. Отдайте его братцы на Кучково поле, пусть ему там прилюдно башку срубят. Чтобы другим наука. А ты Ванька? Тебе чего не хватало? – Повернулась она к дружиннику.

– Славы! – Вскинул он голову.

– Славы!? Так она не в черных шатрах ездит. Она на полях воинских, как ковыль растет, под копытами коней только колосится. Вот брат твой Тимоха славы этой полной ложкой хлебнет, так что по всей земле сотни лет отголосочки от звона колокольного в честь славы его разливаться будут, – Она увидела, как передернуло Ивана.

– Тимоха, да слава?! Кишка тонка!!! – Со злобой выкрикнул он.

– А мы ему поясок пошире, чтобы кишку поддержать, да Веру покрепче, чтоб дух не захватывало. Глядишь, и не так страшон черт будет, как его малюют. Понял ты прихлебай чародейский. Отравитель. И этого туда же, – Кивнула Угрюмам, – Надоели оба. Ясно все, как Божий день. Ступайте, готовьте их к смерти лютой. Отдохну, пойду.

– Ты…ведьма…заплатишь… – Попытался чего-то сказать Некомант, но онемел от одного взгляда Марии. Ему как будто медвежьей лапой рот закрыли, – Святобор!

– Мелькнуло у него в мозгу.

Угрюмы увели обоих. Утром на Кучковом поле при стечении народа злодеям срубили голову. Сам брат Ивана – Николай Вельяминов с женой своей – сестрой княгини Евдокии, стоял у плахи. Глянул на Ивана и сплюнул.

– За что ты братуха жизнь свою отдал? За помрак труб медных, за звон динаров золотых. Тьфу! И растереть! – Он обнял молодую жену, махнул рукой и досмотрел казнь до конца, не дрогнув лицом.

Гонцы принесли весть, что Пимен, таки получил митрополитство в Царьграде и едет домой.

– Нехай там, в Цареве граде и живет! – Вскипел Дмитрий Иванович, – Во Владимир не пущу, а в Чудов – Сергий не пустит. Перехитрил сам себя чернец! Пусть уж лучше Киприан, он по крайне мере ручной и служить будет верно. Моя воля, как Великого князя. Пимену дулю поднос, Киприана звать на митрополичий стол. На том все!

На том и порешили.

Лазутчики из Орды принесли еще одну весть. Мамай после разгрома на Воже вызверился окончательно и удавил шелковым поясом Мухаммеда Беляка. Отыгрался на хане. Сам сел на его место. Объявил во всеуслышание, что за Вожу непокорным отомстит. Эту новость приняли с давно ожидаемым пониманием. Знали, что Вожа с рук не сойдет, да сами на это и нарывались.

Однако больше всего приняли новость, принесенную с литовских земель, где после Ольгерда Ягайло вытворял невесть что. Гонца послушать собрались в палатах княжеских. Он поведал, что после того, как Ягайло удавил дядю своего Кейстута в лесном замке, верные его псы притащили туда же и брата его двоюродного – сына Кейстута Витовта. Вот тут и начался роман, старым ордынским сказам под стать.