Тайны прадеда. Русская тайная полиция в Италии

Неплохо также устроился Инверницци. Жил он в траттории над «Лакустой» не один, а с семьей: у него была жена, эффектная брюнетка, и двухлетний сын. Целое святое семейство! И он, а еще больше супруга его одевались изысканно, а одно это чего стоило в глазах итальянцев! Ни она, ни он не знали грязного и тяжелого труда. Инверницци не приходилось ни возить песок с марины, ни таскать кулей, ни быть погонщиком мулов, ни мучиться целый день на море с рыбными тонями. Он вел на виду всех легкую и праздную жизнь. Целый день околачивался около своей траттории или торчал на вокзале в ожидании поездов, всегда приносивших ему поживу. Время от времени он садился на велосипед и отправлялся в Лаванью, в Киавари.

И вот за эту спокойную, праздную, сытую жизнь, связанную с таким сладким far’niente[85], он самым аккуратным образом получал по целых 300 франков в месяц! Это ли не было счастьем для человека…

Но и у него навертывались свои безгрешные доходы, как у Биттара, бывшего его принципалом. Прежде всего, ему шла особая плата за калькированные письма. За каждое такое письмо он получал по 3 франка, а если письмо превышало норму по размерам, то и по 5-ти. Ежедневно через его руки проходило, как потом было установлено, по 5–6 писем, это самое меньшее. Таким образом, на одних письмах он повышал свой заработок до 450–500 фр. в месяц!

Затем у него имелась своя агентура, на расплату с которой ему шли снова деньги! Инверницци платил «постино», платил прислуге, живущей у эмигрантов; приходилось ему также делать подарки то тут, то там, — на все это ему отпускались соответственные суммы. В моих руках была расписка Инверницци за январь 1913 года, в которой он удостоверял, что получил «на расходы» на этот месяц — 500 франков!

Потом оказалось, что клиентурой в Кави он мог похвастать. На службе у него состояли весьма солидные по положению люди, кроме «постино» (который тоже был и домо— и землевладелец, человек вполне обеспеченный). Не могу не отметить здесь одной весьма характерной детали такого рода. Была там у нас одна старушка дворянского рода, чрезвычайно любезная, обходительная и с институтским воспитанием. Она очень охотно сдавала свою квартиру эмигрантам, еще охотнее вела с ними всякие разговоры. Имела собственный дом в три этажа. Отличалась большой религиозностью. Потом оказалось, что эта особа — агентша Инверницци!

Была еще у нас одна дама, — с бурным прошлым. Она вдовела после старика-мужа, за которого вышла когда-то замуж по расчету. Теперь она наверстывала прошлое! Итальянцы относились к ней неодобрительно; несмотря на красоту, не считали ее украшением для своей коммуны. И вот эта распутная женщина, эта Мессалина нашего местечка, оказалась единственной, имевшей гражданское мужество открыто порицать тех, кто состоял на посылках у Инверницци…

* * *

Как видит читатель из всего моего изложения, агенты тайной полиции могли себя чувствовать лучше нас среди местного населения. Это было прискорбно для нашего самочувствия. Казалось, что со стороны даже такой типично мелкобуржуазной среды мы заслуживали большего внимания к нашим интересам. Но хуже всего было то, что на этом прискорбные выводы из нашего положения не кончались…

Я говорил уже, что социалистическое движение в нашем избирательном округе отличалось большой слабостью. Попросту говоря его почти что не было. Был у нас всего один социалист, адвокат из Киавари Франческо Мариани, тот самый, который на выборах в парламент получил по всему округу 75 голосов![86] Сам по себе он являлся человеком вполне достойным глубокого уважения. Он обладал прекрасной внешностью в стиле тех революционеров 40-х и 50-х гг., которые составляют такую законную гордость итальянского Risorgimento. Недурной оратор, он обладал, кроме того, хорошим литературным пером. Но он почти один тонул в этом море непреоборимого мещанства.

Ни лекций, ни собраний, ни митингов, ни вообще заметной политической деятельности со стороны социалистов в нашем районе не замечалось. Существовали, правда, одна-две секции, в Лаваньи и Киавари, но о них лучше не говорить!..

По ту сторону Генуи находился, около самого порта, огромный рабочий центр: Санпиер-д’Арена[87]. Тут пролетариат пролегал густым слоем, сплошной толщей, но это находилось очень далеко от нас и до нас влияние этой громады не достигало. С другой стороны, и тут, в этом пролетарском районе, издавалась (собственно в Генуе) только одна ежедневная газета — «Illavoro» умеренно-социалистического характера. Руководителем ее считался деп. Канепа, типичный реформист в точном смысле этого слова.

Собственного органа рабочие Санпиер-д’Арены не имели, если не считать небольшого еженедельника (лист бумаги разгонистого шрифта), и довольствовались газетой Канепы.

Таковы были ближайшие наши союзники в борьбе с русской тайной полицией на Ривьере.