Тайны прадеда. Русская тайная полиция в Италии

Запрос предполагался весной 1914 года, в последнюю сессию, перед роспуском на каникулы. Но тут случилось новое обстоятельство, сразу смешавшее все карты.

* * *

На Ривьере, в том самом Сан-Ремо, депутатом от которого являлся и Орацио Раймондо, предполагавшийся автор запроса, жила-была некая Contessa Tiepoli, — графиня Тьеполи[95]. Супруг ее был, как это и полагается, военный, — офицер. Часто жил вне дома, в Риме. Дома же оставалась графиня одна, но, конечно, с прислугой. Случилось как-то так, что унтер-офицера, находившегося в распоряжении графа Тьеполи, нашли убитым у дверей спальни графини. Все газеты занялись этим интересным происшествием и всячески комментировали его. Графиня заявила как прессе, так и следственным властям, что убила денщика — она! В отсутствие мужа денщик покушался на ее честь, и, обороняя себя от гнусного насилия, и охраняя супружескую верность, она убила его на пороге своей спальни, в которую он хотел проникнуть.

Конечно, графиня была выше всяких подозрений! Говорили, однако, что прелестная графиня состояла в связи с унтер-офицером своего мужа; что у него были найдены открытки от нее, бросавшие некоторый свет на их отношения; говорили, кроме того, что, когда связь эта рисковала сделаться слишком гласной и скомпрометировать графиню, — она решила сразу всё оборвать. Женщина, по-видимому, достаточно решительная, она несколькими выстрелами из револьвера убила наповал своего любовника в тот момент, когда он, ничего не подозревая, намеревался, как и всегда, войти к ней в спальню, ибо он менее всего мог видеть в ней неприступную матрону.

Дело графини Тьеполи произвело большой шум, который еще более усилился, когда наступило время суда. Не малую также сенсацию вызвало известие, что защищать графиню будет адвокат-социалист, масон, кандидат в итальянские Жоресы — Орацио Раймондо!

Для графини это было спасение, но для того запроса, который тогда же взялся сделать Раймондо, — гибель. Гибель просто уж потому, не говоря о других причинах, что время суда и время парламентской сессии совпадали. Раймондо надеялся, правда, что суд не затянется так долго, и что сессия не будет потеряна. Но суд затянулся более чем на месяц (май 1914 года). Ради оправдания графини нашему депутату пришлось поработать вовсю, и, когда, наконец, суд окончился, время для запроса было уже потеряно. Из двух дел, взятых на себя, Орацио Раймондо успел закончить только одно — дело графини Тьеполи. Но он сделал его отлично — графиню оправдали!

Оправдание графини произвело такой эффект, что поручать после него запрос Раймондо было бы неблагоразумно. Документы, переданные ему, были взяты от него, и через депутата Маффи[96] были снова переданы в итальянскую социалистическую фракцию. Временем для запроса назначили ноябрь 1914 года, выступить с запросом должен был либо тот же Маффи, либо — на чем настаивала русская группа, ведшая дело разоблачения, — Моргари[97].

Но и на этот раз запросу не суждено было состояться: помешало стихийное бедствие — война, которую весной 1914 года никто не ждал!..

* * *

Теперь со времени всех этих событий прошло уже 10 лет. Весь политический облик Италии, как и всего мира, совершенно изменился. За эти годы я не знаю, как это отразилось на населении тех мест, о которых я тут рассказывал. Я с ними давно порвал все связи, и мне странно думать, что там, как и раньше, идет та же жизнь. Иногда оттуда доходят до меня вести, как из потустороннего мира, но редко и отрывками. Быть может, все, о ком я здесь говорил, уже совсем исчезли с лица земли, — некоторые даже наверное. Но если они там по-прежнему, то что делают? Неужели тот же Инверницци и в самом деле не «фашист»? Ведь здесь, у фашистов, он мог бы развернуть все свои таланты, таким ярким лучом блеснувшие во время его службы в царской полиции. Неужели эти чиновники, жившие на 50 и 60 фр. в месяц и завидовавшие ему в легком заработке, не нашли места в тех же хорошо оплачиваемых организациях? А эти арендаторы-крестьяне, ходившие в бюро Казаретты и «принчипе Косс», на Санта-Джулия, за мздой за голосование; эти глубокие собственники и мещане по всей своей природе и по своим социальным корням, — на чьей стороне стоят они теперь, и кому отдали свои вотумы?

Эти горькие вопросы встают невольно передо мной, когда я мысленно перебираю свои итальянские воспоминания.

«Былое» (Москва), № 25, 1924, с. 130–154

Михаил Осоргин