– Я думала о Лили. Она умерла насильственной смертью. А если не ушла? Если где-то здесь?
– Она была психически больная, – напомнила Кэти. – Не забывай об этом. Идеальный материал, чтобы стать призраком.
– Это нехорошо, – сказала Гвен, садясь.
– Я же сказала. Ничего не случится. Я чувствую в себе энергию. И не позволю ей вытечь. Я не собираюсь возвращать Лили или кого-либо еще. Во всяком случае, умышленно.
– Ты немного меня пугаешь.
– Тебе просто нужно выпить. – Кэти перестала перемешивать и протянула стакан Гвен, которая схватила его, как тонущая хватает канат, и сделала большой глоток.
Кэти тоже попробовала. Получилось классно. Освежающий. Сладкий, но в меру. Она сделала еще глоток.
– Ханна сказала, что на кран это не похоже, что энергия может уйти полностью. Тебе нужно быть осторожной.
– Знаю. Я отдаю кусочки собственной жизни. Энергию нельзя производить. Элементарная физика.
Гвен покачала головой.
– Думаю, будет лучше, если мы ничего не скажем Руби и Дэвиду.
Кэти засмеялась.
– Думаешь? – Она отпила еще немного «Пимма», представив своих маму и папу лежащими на одинаковых шезлонгах на палубе круизного лайнера посреди океана. – Я так рада, что они это пропустили.
– Выпьем за это. – Они чокнулись. Гвен все еще волновалась, и Кэти видела, как углубляется линия между ее бровями.
– Обещаю, что буду осторожна. Ты меня знаешь.
Гвен зевнула и быстро прикрыла рот.
– Извини.
– Ты вымоталась, – сказал, появляясь в дверном проеме, Кэм. – Пойдем. – Он провел Гвен в гостиную и уложил на диван. Потом взял ее стакан и передал Кэти. – Мы будем рядом.
На кухне он отставил бокал Гвен в сторону и сказал:
– Она так волновалась. Мы плохо спали прошлой ночью…
– Ну, слишком много информации. – Она просто шутила, но Кэм густо покраснел, и Кэти подумала, что лучше бы промолчала. Она допила свой напиток и теперь наслаждалась растекавшимся внутри теплом. Наконец-то ей открылась привлекательность алкоголя. Прислонившись к стойке, Кэти сонно обвела взглядом кухню Гвен. В глазах у нее помутилось, и в этот момент она словно увидела немного другую сцену. Или ту же сцену, но с наложением. Увидела искру желтого света внутри Кэмерона и серую массу прошлой жизни, мягко движущуюся в воздухе вокруг них. Ощущение было такое, словно двухмерное изображение вдруг перескочило в трехмерное, как в волшебных картинках «третий глаз». Кэти моргнула, и все вернулось в норму. Она прошла в гостиную – посмотреть, как там тетя.
Гвен все еще спала на диване. Кэти стянула со спинки вязаное одеяло и накинула на нее. Гвен даже не шевельнулась. Должно быть, действительно вымоталась.
Кэти ждала укола вины, но его не последовало. Она не сделала ничего плохого. Не облажалась. Возможно, все прошло не так, как надо, но она не наглупила, не попала в жертвы.
– Чаю? – шепотом спросил от двери Кэм, сопровождая вопрос жестом.
Кэти кивнула.
– Секундочку. – Она подтянула одеяло, поправила его на ногах Гвен. Потом проверила, ушел ли Кэм, прислушалась к звукам на кухне, положила ладонь на одеяло, примерно посередине спящей Гвен, и закрыла глаза.
Она почувствовала это. Сделав однажды, почувствовала теперь, как свернувшийся внутри клубочек. Ей нравилось представлять это как испускающий свет шар, нечто позитивное, но на самом деле оно не было ни позитивным, ни негативным. Оно просто было. Сырое, изначальное, примитивное. То, что люди имеют в виду, когда говорят о «жизненной силе», «желании жить» или «твердости». То, что понуждает стариков дышать даже после того, как они предпочли бы опустить занавес. То, что заставляет ребенка, настолько крошечного, что он может уместиться на ладони, проглотить каплю молока.
Кэти представила кусочек света, отрывающийся от этой сияющей сферы, представила его как крошечную искорку, которая спускается по ее руке, попадает в пальцы и через них проникает в Гвен. Она представила, как искорка гнездится где-то внутри Гвен, где может пустить корни.
Кэти открыла глаза. Гвен все еще глубоко дышала. Все еще спала. Получится или нет, этого Кэти не знала, как не знала, от скольких лет жизни она только что отказалась. Это было неважно. И в любом случае оно того стоило. Кроме того, она же Харпер. И должна помогать, если может.
На следующий день Кэти встретила Макса в оте-ле. День был серый и прохладный, трава сырой и грязной после промчавшейся бури.
Они шли по извилистым дорожкам нижнего сада, по обрамленной буками «дамской аллее», через лабиринт из густых живых изгородей и беспорядочно разбросанных цветочных клумб. Кусты то и дело расступались, открывая небольшой круг лужайки с рассыпающимися скульптурами или разбитым фонтаном. Макс рассказывал о Лоре. Они были вместе пять месяцев, и на протяжении четырех дела шли плохо.
– Не надо мне рассказывать, – сказала Кэти. – Это в прошлом.
– Я так хочу, – возразил Макс. – Чтобы ты не думала, будто это какая-то великая история любви или что-то в этом роде. Просто я чувствовал себя виноватым. Вышел из той аварии без единой царапины. Это было несправедливо.
– Это был несчастный случай.