Он то объединялся с государями против народов, то переходил на сторону последних, возмущая их против верховной власти. Пагубные раздоры и смуты поднялись в кантонах Берна, Женевы и Вод, в некоторых государствах Германии, в Ганновере и в Ирландии. Все либеральные и философские исправления предавались грозному проклятию окружным посланием папы. Анафема особенно громила протестантство.
Святой отец говорил:
«Есть секта, братия, которая, приписывая себе имя философии, восстановляла из пепла разбитые было фаланги заблуждений. Эта секта, прикрываясь кажущимся благочестием, исповедует терпимость или, скорее, равнодушие и простирает его не только на дела светские, но и на религиозные, проповедуя, что Бог каждому человеку дал свободную волю, так что каждый может без опасности для своего спасения вступать во всякую секту и исповедовать всякое учение, которое, по его личному убеждению, кажется более привлекательным. Это учение, на первый взгляд столь осмысленное и заманчивое, на самом деле безрассудно, и я считаю своим долгом предостеречь всех против беззакония этих находящихся в бреду людей.
Что сказать мне больше? Неприязненность врагов святого престола возрастает так, что, кроме множества самых опасных книг, наводнивших Европу, она доходит до того, что дерзает самое Священное писание толковать во зло религии. Это общество, называемое обыкновенно библейским, дерзко распространяется по всей земле и, пренебрегая преданиями святых отцов, вопреки знаменитому декрету собора Тридцати, воспрещающему обнародование Священного писания, издаёт переводы его на всех наречиях земли. Многие из наших предшественников издавали указы против этого бога; мы тоже считаем необходимым исполнить нашу апостольскую обязанность и призываем пастырей к усердному предохранению их стад от этих
Двадцать лет спустя разве мы не видели в Швейцарии и Германии в междоусобной войне и в ожесточённой борьбе нового германского раскола кровавую жатву, посеянную папской буллой 1825 года. Процессии юбилея и обетов Людовика XIII показали тогда французскому народу их короля и его фамилию в свите гордых и напыщенных прелатов.
Подобное унижение, которое в лице монарха испытывал весь народ, было встречено повсюду знаками живейшего неудовольствия. Дойдя до этого места современной истории, еврейка отложила на время изучение тех средств, которые употребляло папство для достижения своих целей, и занялась современными событиями; здесь она имела возможность убедиться в страшных бедствиях, порождённых крайними мерами, предпринимаемыми Римом против цивилизации и освобождения народа. Она видела, что этот нечистый и заражённый источник был причиной бедствий, которые поколебали целый народ и опрокинули трон.
Когда шайка ханжей, окружавшая Карла X, убедила этого несчастного короля, что дело идёт о его личной безопасности и спасении Франции, если он не заставит умолкнуть либеральные мнения и философские идеи, когда Рим поставил ему в укор его политическую бестактность относительно крайних мер, в которые его завлекали, когда устрашились чувства монарха и христианина, духовенство думало, что после такой лёгкой победы над общественным мнением оно возвратит себе всё, что утратило. Рим должен был себе снова отвоевать своё прежнее влияние на государство и религию во владениях наихристианнейшего короля.
Под этими-то ложными впечатлениями появились антилиберальные указы. Неприятие их внушало сначала только презрение. Старому королю говорили, что всё противодействие заключалось в горсти возмутившихся, которых нетрудно усмирить.
Обстоятельства с невероятной быстротой показали, как были безрассудны эти тщеславные потуги.
Никакая победа не была так чиста от всяких нареканий, как победа римского народа. Сделавшись кумиром огромного народа, этот самый народ показал себя бескорыстным и великодушным до героизма. Церковь, служители её, храмы и сама религия остались нетронутыми; ничто не нарушало мира и чистоты святилища. Эти люди, сражаясь за конституцию, утверждённую присягой, обеспокоили только одного священника, это был аббат Паралей, священник прихода Saint-Germain L’Auxerois, у которого настоятельно попросили молитву и благословение для тех, кто пал в борьбе. Священник не мог отказать в этой просьбе, и по окончании церемонии его довели до дому, выказывая ему полное почтение и признательность. Этот поступок, который следует приписать человеколюбию и силе, приписали слабости и думали, что могущество могло соперничать со столь скромным торжеством.