— Это евреи, — говорил последний, — доставляют эти восемь призов; это подать, которая на них возложена.
— Они её платят, — отвечал аббат, — чтобы откупиться от обязанности бегать самим. Прежде для развлечения зрителей этих бегунов обвешивали камнями, чтоб сделать их потяжелее, а иногда завязывали по горло в мешок.
— Я предпочитаю варварийских коней! — воскликнул офицер.
— Ну нет, — возражал аббат, — евреи были забавнее, особенно если сюда присоединялись, как говорят, несколько хорошеньких девушек жидовского квартала.
Ноемия не могла удержаться от восклицания при этих отвратительных словах.
Аббат почувствовал чью-то сильную руку, которая больно сжала его плечо, и грозный голос прошептал ему на ухо: «Молчать! смирно!»
Повинуясь этому приказанию, тон которого не допускал никаких возражений, аббат оставался нем и неподвижен...
Эти скачки — одно из любимейших зрелищ римского народа; они давно уже вошли в обычай; в них участвуют всевозможные породы лошадей, из которых всегда наилучшая варварийская (barberi). Достигнув цели, лошади, даже не утомлённые, берутся в поводья конюхами, и в эту-то минуту, которая называется la ripresa de’baberi, народ приветствует восклицаниями победителей. Чтобы остановить этих коней на всём скаку, достаточно бывает протянуть перед ними полотняный занавес, и их пыл и стремительность мгновенно укрощаются.
Лошадей для подобных бегов без всадника дрессируют на свободе, среди обширных полей и лугов, где на них никогда никто не садится. Вследствие недостаточности ухода и забот, эти породы быстро вырождаются. Прежде римские князья и вельможи считали необходимым условием для своего самолюбия держать в своих конюшнях множество лошадей, самых разнообразных и знаменитых пород:
В некоторых особенно торжественных случаях происходят ещё и другие скачки del Fоntinо, по большей части при посещении Рима какими-нибудь иностранными государями. Тогда воздвигался на Навонской площади громадный, великолепно разукрашенный цирк; три отряда всадников, одетых в разные цвета, верхом на неосёдланных лошадях делают сперва с необыкновенной быстротой несколько кругов, и затем уже начинается состязание; потом трое, прискакавшие раньше всех, оспаривают ещё один приз друг у друга и скачут в четвёртый раз. Стечение зрителей на эти празднества бывает громадное, эти игры особенно нравятся жителям Рима. Иногда благородные животные бегают и без всадников и, по-видимому, разделяют воодушевление своих хозяев.
После конфетти и бега лошадей следует настоящая святочная шалость —
Гулянья в Колизее — увеселения вечерние, и тогда обыкновенно фейерверк освещает античное величие этих развалин.
Ночи, разделяющие последние дни карнавала, оканчиваются обыкновенно костюмированными балами. Ноемия попала и туда; согласно с планом синьоры, было необходимо, чтобы она показывалась всюду, где собиралось отборное, богатое общество. Для вечера она, по обычаю римских дам, переменила наряд, но каково было её удивление, когда, войдя в театр Альберта, где происходят эти ночные праздники, снова увидала обладателя красивого арабского костюма, который весь день сопровождал её. Он приблизился к ней со странно таинственным видом и произнёс:
— Не сердитесь, я наблюдаю за вами, потому что вы в опасности.
И он отошёл, но из-под маски не спускал взгляда с молодой девушки.
Вероятно, эта деятельная бдительность на этот раз смогла опять помешать низким замыслам, составленным против молодой еврейки. Ноемии при участии синьоры Нальди пришлось защищаться лишь от пошлых интриг, которые наполняли время, посвящённое развлечениям.
Молодой человек в изящном испанском костюме, вид, разговор и манеры которого доказывали высшую благовоспитанность, подошёл к Ноемии. Чтобы овладеть её вниманием, он завёл интимный разговор о ней самой, о её семействе и о её жизни в Мантуе и Риме, а о самых последних событиях он давал ей такие точные и многочисленные сведения, что Ноемия сперва даже испугалась.