В Няксимволе Троцкий прожил три дня на квартире Трапезникова. Встретили Троцкого по здешнему обычаю тепло и гостеприимно. Семья Трапезникова, его жена и сын, жила на самом берегу Сосьвы — в добротном пятистенном доме. Частыми гостями у Трапезникова были охотники ближних селений, иногда заезжали и из Ивделя. Но шел уже апрель, и гостей из Ивделя уже не ждали. Было решено везти Льва Давыдовича сначала до Самбиндалова Николая Кирилловича, который жил в своем пауле за Усть-Маньей, в Евтын-сос-пауле, а тот отправит его в Ивдель через Бурмантово и Талицу на своих оленях. Этот отрезок пути был самым важным и самым сложным. За Усть-Маньей начиналась малоезженная, мало кому известная дорога по предгорьям Урала. Там заканчивались владения Березовского уезда, там начиналась железная дорога, ведущая в Россию.
К вечеру второго дня после выезда из Няксимволя, не останавливаясь в Усть-Манье, Троцкий проехал в Евтын-сос, где жил Самбиндалов и его сын Николай. Селение состояло из нескольких паулов, в которых жили братья Самбиндаловы с семьями. Почти все они имели по нескольку десятков оленей.
Маленький ростом, очень подвижный проводник — вогул Анемгуров (по прозвищу “Худы Костя”) представил Самбиндалову Льва Давыдовича как ученого, изучающего реки Сибири, которого Трапезников просил отправить в Ивдель. Он подал записку от Трапезникова, которую прочитал Самбиндалов и потом бросил ее в костер чувала. Он был грамотным — две зимы учился в Березовском училище, когда там смотрителем был Николай Алексеевич Абрамов.
Николай Кириллович Самбиндалов внешностью был похож на индейца. Черные глаза, как спелые смородины, тонкий с горбинкой нос, необычный для манси, выдавали его невогульское происхождение. Жена — красивая зырянка, родом была из деревни Бурмантово, расположенной в сорока верстах от Ивделя. Каково было удивление Троцкого, когда он в переднем углу довольно просторного и чистого дома хозяина увидел несколько икон с зажженной перед ними лампадой. Домашний “иконостас” был украшен бумажными цветами. Еще больше поразило Троцкого то двоеверие, которое исповедовал Самбиндалов. Он был шаманом, но, как и его жена, был крещен. Как все это совмещалось в верованиях в Иисуса Христа и в духов, Николай Кириллович и его жена поясняли довольно просто: “Бог един”. Лев Давыдович, будучи атеистом, мало интересовался богословием, и такой ответ о двоеверии, парившем в этом доме, был для него вполне убедительным.
Троцкому отсюда предстояло преодолеть путь более чем в сто километров до Ивделя. Сын Николая Кирилловича должен был ехать в Ивдель к знакомому горбатому сапожнику Ивану Ивановичу Шаршину, чтобы договориться о временном жилье Троцкого, купить ему билет до Екатеринбурга и вернуться за Троцким в Евтын-сос-паул. На это должно было быть потрачено пять дней.
Весна не торопилась. После некоторого потепления подул холодный ветер, временами шел снег. Лев Давыдович, сидя у теплого чувала, делал кое-какие записи в блокнот. Когда Николай Кириллович возвращался с охоты на боровую дичь или с рыбалки, они до поздней ночи вели разговоры о недавних событиях в России, о которых Самбиндалов знал от знакомых зырян понаслышке. Он с большим интересом расспрашивал о них у Троцкого. Николаю Кирилловичу оставалось только удивляться тем подробностям, о которых рассказывал ему гость, не ведая о том, что перед ним сидел один из вождей первой русской революции и председатель Петроградского Совета рабочих депутатов. В целях конспирации Троцкий рассказывал таежному охотнику о событиях революции, как один из ее участников.
Николай Кириллович не ради простого любопытства хотел знать, чего добивались люди, поднимаясь на борьбу друг с другом. Слухи и отрывочные известия о борьбе за землю и власть доходили до таежных окраин в разных толкованиях, разобраться в которых было трудно. Когда же Лев Давыдович рассказал о позиции большевиков, о национализации земли, старый охотник не мог себе представить, как охотники будут добывать пушного зверя, соболя, дикого оленя, если земля будет общей. На миг он представил себе большую деревню, в которой живут много-много охотников. У них все капканы, ловушки, сетки, олени, лодки, собаки — общие. Общие угодья: реки, озера, тайга. Ему было совершенно непонятно, как могут люди все враз пользоваться одним и тем же. Поэтому он полностью разделял точку зрения Троцкого, который говорил, что общая земля — это ничья земля, что она, как и угодья охотников и рыбаков, должна иметь постоянного хозяина.
— Если земля будет общая, к нам придут русские. Они заберут наши земли и угодья и станут их хозяевами? — спросил старый охотник.
— Да. Большевики и Ленин хотят сделать землю, леса и реки общими.
Как ни пытался таежный человек представить себе это, сделать этого он не мог. Видя недоумение Самбиндалова, Троцкий спросил:
— А как ты считаешь?
— Я, да и наш весь народ хотели бы, чтобы у нас были у каждого свои угодья. Они не могут быть общими. Такого никогда не было.