Какое-то время аптекарь молчал, словно раздумывая, сообщать ли кузену то, что его тревожило, но в итоге, видимо, решив, что родственник должен об этом знать, сказал:
– Моя супруга, Хелен… она болеет. У нее очень редкая болезнь, и проявления этой болезни крайне… гм… неприятные. Приступы случаются раз в две недели и длятся почти двое суток. Во время них она не покидает свою комнату и… – его губы задрожали. – Ей очень больно – мучения Хелен терзают мне сердце, но я никак не изобрету лекарство. Много лет я подбираю ингредиенты, но ничто не срабатывает. Хелен навещает доктор, но даже он в силах лишь ненадолго унять ее боль. Очередной приступ начался прошлой ночью.
– Вы поэтому говорили, что сейчас не лучшее время для того, чтобы помочь мне?
Лемюэль кивнул.
– Ни я, ни ее мать не заходим к ней во время приступов. К Хелен допускается лишь доктор – только у него есть инструменты, способные… – аптекарь внезапно оборвал себя, и Джеймсу показалось, что он просто не может подобрать нужное слово. – Пока вы здесь, вам следует соблюдать правила, кузен. Ни в коем случае не поднимайтесь на третий этаж, где находится комната миссис Лемони. Это очень важно. Вы услышите странные звуки, которые будут оттуда доноситься, возможно, крики, но – еще раз повторяю – ни в коем случае не поднимайтесь туда. От этой болезни нет лекарства, и я не могу допустить, чтобы она распространилась – во время приступов Хелен становится чрезвычайно заразной. Мадам Клопп скажет, что я напрасно позволил вам остановиться здесь, – я не хочу, чтобы она оказалась права.
– Разумеется, Лемюэль. Теперь, когда вы мне рассказали о несчастье вашей супруги, я понимаю, почему вы сомневались. Нет слов, чтобы в достаточной мере выразить мою благодарность: вы согласились мне помочь, несмотря ни на что.
– Лемони должны помогать друг другу. Надеюсь, вы оправдаете мое доверие.
– Я буду стараться изо всех сил.
Развернувшись, Лемюэль продолжил путь наверх. Обдумывая услышанное, Джеймс пошагал за ним.
– Также, – продолжил аптекарь, – вам будет нужно следовать распорядку, пока вы проходите обучение в аптеке. Я бы советовал вам не покидать вашу комнату по ночам и не бродить по дому. Будет лучше, чтобы вы поменьше попадались мадам Клопп на глаза. Вы понимаете меня, Джеймс?
– Да, Лемюэль.
Они поднялись на второй этаж. Лемюэль снял с гвоздика керосиновую лампу, быстро зажег ее и двинулся по темному коридору, в который выходило четыре двери. Шаги аптекаря и его кузена приглушала потрепанная ковровая дорожка.
Свет лампы полз по стенам, обитым потертой темно-зеленой тканью. На стенах по обе стороны от прохода висели портреты, на которых были изображены хмурые старики – некоторых Джеймс узнавал: портреты принадлежали почтенным аптекарям Лемони и прошлым владельцам «Горькой Пилюли». От их немигающих взглядов молодому человеку стало не по себе – казалось, все они наблюдают за ним, смотрят с подозрением, словно пытаются выяснить, зачем он явился.
– Мадам Клопп неусыпно следит за распорядком в доме, – говорил меж тем Лемюэль. – Она всегда просыпается ближе к полудню и обедает кашей из толченых пилюль и порошков, разбавленных сиропом от кашля. После обеда мадам устраивается у трубы пневмопочты и рассылает письма всем больным в округе с напоминанием зайти в аптеку и купить лекарства – она знает в мельчайших подробностях, кто чем болеет в нескольких ближайших кварталах. Потом мадам спускается в аптеку, забирает свою газету и взбирается с ней на стул под потолком. Она сидит там до трех часов дня, наблюдает за посетителями и ворчит. В три она отправляется к миссис Бренстоун из кафе «Кошка в кляре» – это в конце улицы – и там обедает во второй раз. Нет, насколько мне известно, кошек в этом кафе больше не подают. По пути на обед и обратно мадам разносит лекарства тем, кто не может сам прийти в аптеку. Возвращается она в четыре часа и снова забирается на свой стул, где и сидит вплоть до закрытия аптеки. Самое спокойное время – до того, как мадам Клопп просыпается, и когда она уходит. Будьте с ней предельно вежливы, Джеймс, – она это любит. Не сопите, не фыркайте и не чешитесь – этого она не любит. А еще ни в коем случае не упоминайте при ней запонки, парики и пресс-папье.
– Пресс-папье? – удивился Джеймс.
– Это такая кабинетная штуковина, которую используют для придавливания бумаг.
– Я знаю, что такое пресс-папье, но почему его не стоит упоминать?
Лемюэль пожал плечами.
– Если вы не хотите, чтобы ваши руки и лицо были исцарапаны, вам не стоит упоминать перечисленные мной предметы.
Они подошли к одной из дверей, и Лемюэль, достав из кармана ключ, отпер замок. Зайдя в комнату, он поставил лампу на комод и со вздохом сказал:
– Вы будете жить здесь. Эта комната принадлежала моему отцу, Лазарусу. Она пустует много лет. Хелен убирается здесь, как и в остальных комнатах, так что ни пыли, ни пауков, ни клопов здесь нет. Видите зеленый порошок на полу? Это гремлинский яд – человеку отравиться им будет сложно, но, если вы хотите избежать чесотки…