Тайны темной осени

Я обратилась к Элле, конечно же. Глупо было бы не использовать подаренную возможность. Петербург — любопытный город, вроде шесть миллионов здесь проживает только официально зарегистрированных, не считая студентов и приезжих, но слухи распространяются со скоростью света. И Кэл, наверное, обиделась бы, узнав, что я обратилась не к её сестре. Мне хотелось обижать Кэл.

Элла Мрачнова, значит. Интересная женщина оказалась, со своеобразным шармом. Как-то сразу было видно, что ссориться с нею — себе же проблем на голову искать. Наверное, те клиенты, кто сходу начинал давить криком и требованиями, огребали своё сполна. Нечего потому что пытаться прогнуть под себя гарпию.

Оба глаза у Эллы были свои или один тоже вставной, как у её сестры, Кэл, я не проверяла. Но общее сходство у девушек между собой имелось. Те же тёмные волосы, тёмный взгляд, восточное лицо с длинным, без тени курносости, шнобелем — крючком бабаяга-стайл… Сёстры, что ты хочешь!

— Не хочешь рассказывать, не говори, — торопливо сказала Оля, по-своему истолковав моё молчание.

— Не то, чтобы я не хочу, Оль, — вздохнула я. — Я хочу! Мне надо всё-таки с кем-то поделиться, иначе я сойду с ума рано или поздно. Но ты же мне не поверишь…

— Почему же? — Оля немного обиделась, я почувствовала.

Вот как ей рассказать…

— История слишком уж невероятная, — предупредила я. — На грани реальности.

— Но ты попробуй всё-таки. Я постараюсь поверить…

— Пойдём на кухню? — предложила я. — Тебе — кофе, мне — чаю…

Кофе мне был теперь противопоказан полностью, а хотелось, иногда до ужаса хотелось хлопнуть чашечку хорошего молотого. Зря, что ли, стояла у нас кофемашина на кухне!

Оля будет пить кофе, я буду наслаждаться кофейными запахами и дуть чай с фенхелем. На что не пойдёшь ради будущего малыша!

— Помнишь, — начала я издалека, — я заболела. Ты уже уехала тогда.

— Да. Алексей мне говорил, — Оля потёрла пальцами лоб.

Помнила она плохо, это же очевидно. Я подумала, что про Алексея ей не расскажу. Она ведь верит, что он был с нею в машине и погиб; трагическая случайность.

— Оля, — сказала я, сводя вместе кончики пальцев, — только, пожалуйста, выслушай сначала всё… Сначала просто выслушай, ладно? Без комментариев. Так было, поверь. А уж как всё это объяснить, я не знаю.

— Хорошо, — кивнула Оля. — Рассказывай.

— Я пришла домой и обнаружила за диваном куклу, — сказала я. — Знаешь, из этих… с иголками в руках-ногах и лбу. Я обозлилась и сожгла её. И той же ночью свалилась с температурой, чуть не сгорела от гриппа, буквально.

— Ну, это совпадения…

— Оля, дослушай! — оборвала я её. — Я тоже думала, что совпадения.

— Магии не бывает, — всё-таки закончила она.

— Тогда я не буду ничего рассказывать, — заявила я. — Ты не поверишь.

Оля подняла ладони:

— Сдаюсь, сдаюсь! — она сделала пальцами жест, показывая, что застегнула себе рот на молнию.

— Потом я поехала во Всеволожск, — продолжила я рассказ.

Всё, что я увидела и пережила во Всеволожске, я рассказала практически без купюр. И про куклу тоже. И про то, как вернулась домой и увидела труп тёти Аллы, исчезающий в чреве скорой.

Потом я рассказала про Бегемота.

Потом — про поезд, убийство и немного про Похоронова. Всё-таки язык не повернулся рассказывать частности. А может, кто-нибудь мой язык узелком завязал? Магически. Он мог это сделать. Хотя… ведь поил меня водичкой из Леты, так что зачем.

Я замолчала, ждала, волнуясь, реакции. Но уже чувствовала, видела, понимала — Оля не поняла. Не просто не поняла, разум её отторг услышанное, как инородный предмет. Могу понять, я тоже не верила до последнего. До того момента, как мой рисунок на стекле начал наливаться кровью. А уж когда увидела куклу…

Память подсунула картинку, меня едва не стошнило. Безглазое лицо, зашитый рот, заклеенный пластырем нос, одна нога обглодана до самой кости, как будто с неё целенаправленно, каждый день, отрезали лоскуты мяса и ничем не обрабатывали рану.

— Ты хочешь сказать, что носишь теперь ребёнка бога? — спросила Оля недоверчиво. — Этакого маленького иисусика?

Я медленно накрыла лоб рукой: фэйспалм. Но, с другой стороны, а чего я ждала? Я, я сама, на месте Ольги, я бы — поверила? Да никогда в жизни!

— Нет, конечно же, Оля, — сказала я мягко. — Ничего такого я не хочу сказать. Это ребёнок опера, расследовавшего убийство. Между нами проскочила искра. Поезд, дорога, адреналин. Всё.

— Римус, ты не договариваешь, — сердито сказала Ольга. — Что ты утаиваешь?

И меня внезапно накрыло. Отчаянием, злостью, болью, пустотой в том месте, где сейчас должен быть Похоронов, но его там не было, и пустота болела. Так бывает. Бывает, что пустота — болит. И ничем ту боль не уймёшь, никак не преодолеешь, с ней остаётся только смириться.