Тайны Востока

Что же касается самого Мао, то уже очень скоро его стало приводить в бешенство назойливое притязание Цзян Цин на особое отношение со стороны руководства партии. Он начинал кричать и топать ногами, называл ее сукой и гнал от себя прочь. И делал все возможное для того, чтобы точно так же не пускать жену в большую политику, как с некоторых пор не пускал ее в свою спальню.

В 1947 году Мао признался одному из своих приближенных, что давно разочаровался в своей подруге. Но ему пришлось терпеть ее до самой смерти. И уже с конца сороковых годов Мао старался найти себе женщину на стороне. Муж и жена работали и спали в разных комнатах, не встречаясь даже за едой. А в те редкие моменты, когда им приходилось быть вместе, Цзян Цин сразу начинала действовать Мао на нервы, и он постоянно говорил охране, что не желает ее видеть.

Конечно, Цзян Цин не смирилась со своей участью жены без мужа и политической деятельницы без политической сцены. И уже летом 1962 года, когда Мао приступил к созданию альтернативных инструментов власти, которые являлись противовесом партийной машине, за рулем которой сидели Лю Шаоци — вице-председатель, Дэн Сяопин — Генеральный секретарь, и его заместитель Пэн Чжэнь, она наконец добилась своего.

Впервые за двадцать пять лет супружеской жизни она начала играть роль общественного деятеля, и после встречи Мао с президентом Индонезии Сукарно ее фотография появилась на первой полосе «Жэньминь жибао». Еще через три месяца, во время атаки на излюбленную мишень Мао — китайскую интеллигенцию, — она уже стояла плечом к плечу с мужем.

Никаких личных отношений между ними не было уже и в помине, но в области политики Цзин всецело отдала себя в его власть. «Я была сторожевым псом Председателя Мао, — говорила она позже, — и кусала тех, кого он приказывал мне кусать!»

С апреля 1963 года при поддержке Чжоу Эньлая она стала прибирать к своим рукам деятелей культуры, драматургов и кинорежиссеров, поэтов и художников. В феврале 1965 года Мао послал жену в Шанхай, где она должна была провести подготовительную работу по началу «культурной революции».

Конечно, он знал обо всех ее интригах и тем не менее ни разу так и не наказал. Возникает естественный вопрос: почему подозрительный и острожный Мао не убрал из своей жизни Цзин Цян, к которой с некоторых пор не чувствовал ничего, кроме презрения? Было ли все дело только в тех невидимых нитях, какими он, похоже, был связан со своей женой, или, зная ее амбиции, делал на нее ставку в своей не прекращавшейся ни на минуту политической борьбе как с врагами, так и с друзьями?

Ответить на этот вопрос не смог бы, наверное, и сам Мао. Но как бы там ни было, Цзин Цян удалось-таки ворваться в политику, и именно она сыграла такую зловещую роль в печально знаменитой «культурной революции». Будучи помощником Председателя по вопросам культуры и образования и хорошо помня былые обиды от всех этих режиссеров и критиков, она с великим знанием дела мстила той самой интеллигенции, которую так ненавидел ее муж и к которой она сама не испытывала никакого уважения. Да и какое могло быть уважение к культуре и знаниям у женщины, проучившейся всего три месяца в заштатной драматической школе! Скорее наоборот! Чувствуя себя совершенно чужой в кругу художников, писателей и музыкантов, Цзян Цин все больше ненавидела их. И когда ей предоставилась возможность разделаться со всеми теми, кто продолжал «служить горстке помещиков, кулаков, контрреволюционеров, правых и буржуазных элементов», она не либеральничала.

Но было и еще одно, куда более важное обстоятельство, толкавшее ее на расправу с китайской культурой. Как поговаривали хорошо информированные люди, Цзян Цин была тайной агенткой гоминьдана, и ее арест был своего рода спектаклем. Постоянно чувствуя висевший над нею меч, она стремилась всеми доступными ей способами уничтожить все то, что касалось ее прошлого. Преданные ей агенты под видом «красных охранников» обыскивали те дома, где могли находиться компрометирующие ее фотографии и документы, и уничтожали их.

Тот самый час, которого Цзян Цин ждала всю свою жизнь, наконец-то настал, и «культурная революция» вознесла ее на вершину власти. Но ей и этого было уже мало, она мечтала стать преемницей 70-летнего Мао и как-то заметила: «Мужчина должен отрекаться в пользу женщины. Женщина тоже может быть монархом. Императрица может существовать даже при коммунизме».

Как относился ко всем этим заявлением сам Мао? Да, похоже, уже никак. Полупарализованному и почти слепому, ему было уже не до политики. Он боялся смерти, и с той же самой энергией, с какой когда-то боролся за власть, он боролся теперь за каждый лишний день жизни…