Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Г. Болгарин: Я думаю, что, быть может, об этом Мастропаоло ее даже попросил. Потому что, судя по физической кондиции… конечно, всякое бывает. Но если снять с него рубашку, висюльки и кольца, – это был дряхлый старик. Знаете, как в «Дядюшкином сне». Это был Никин эпатаж, ее вызов, камень в смех нашей общественности.

Авторское отступление.

Задолго до встречи с Геннадием Болгариным автор задавался вопросом: почему Мастропаоло затребовал Нику? Ведь мог нанять на работу профессионалов, декламирующих стихи той же Ники и других поэтов на любом понятном больным языке. Преимущество Ники состояло, прежде всего, в том, что она в одном лице была поэтом, прекрасным чтецом и ровесницей больных детей. Как сейчас говорят, три в одном. И все же, я считал, была еще одна причина, подвигнувшая Мастропаоло пригласить Нику в Швейцарию: внешность и возраст позволяли ему, стареющему мужчине, надеяться, как минимум, на поддержание, а как максимум, на усиление своей потенции. Правда, Ника говорила, что для этого он употреблял гормоны. Но одно дело в виде лекарств, а другое – живой гормон в лице юной Ники. И он не ошибся.

Поэтому когда Ника, вернувшись домой, высоко отзывалась о Мастропаоло как о мужчине, на самом деле это была в большей степени ее заслуга, а не его. Здесь будет как нельзя к месту привести стихотворение одного из моих любимых поэтов – Ильи Сельвинского:

Каждому мужчине столько лет,
Сколько женщине, какой он близок.
Человек устал. Он полусед,
Лоб его в предательских зализах.

А девчонка встретила его,

Обвевая предрассветным бризом.
Он готов поверить в колдовство,
Покоряясь всем ее капризам.

Знает он, что дорог этот сон,

Но оплатит и не поскупится:
Старость навек сбрасывает он,
Мудрый. Молодой. Самоубийца.

Г. Болгарин: Я был свидетелем работы клиники Мастропаоло. Она произвела на меня тягчайшее впечатление. В ней были пациенты не психолога, а психиатра, люди разных возрастов, которых собирали за столом и всем давали еду такую, как в хороших больницах. Однажды через переводчика я спросил Мастропаоло, как он применяет свой метод лечения. Он убеждал меня, что все эти люди проходят через искусство, их приобщают к художественным образам, которые являются сцепками разрозненного сознания. Однако ничего оптимистического в глазах несчастных людей я не увидел. Это была какая-то – есть хорошее русское слово – богадельня. От этого реально не пахло клиникой. Там не было ощущения созидания, а было угрюмое и бесконечное: поел – и смотрение в никуда. Они играли в шахматы и в какие-то игры, не имели права свободного выхода, были замкнуты в этом пространстве, где стояли рояль и телевизор.

А теперь перелистаем очередную страницу, которая повернула меня другой стороной к швейцарцам. Все-таки они оставались в нашем представлении людьми благородными, живущими в центре Европы и стоящими на более высокой ступеньке, чем мы.

Неожиданно Мастропаоло начинает меня «бомбить» во второй раз: «Мне нужна Марина!» Тут я немножко встал на дыбы. Звоню Гальперину и говорю: «Владимир, я не поставщик определенного вида товара. Давайте разберемся». Он мне открытым текстом тогда сказал: «Мастропаоло хороший человек, но у него есть причуда – он любит молодых девочек». – «Что, у вас их нет?» – «Нет, ему нужны из России, с именем, с индивидуальностью, с какими-то специфическими моментами. Он их щедро одаривает». Мне понравилась искренность Гальперина. Но как подойти к Назлояну? Когда завершался очередной мой визит, Мастропаоло уже прямо спросил: «Когда будет здесь Марина? Мне нужна Марина». Ну, мы уже с Гальпериным договорились, что Джованни все-таки дядька не криминальный, не «синяя борода», резать и убивать не будет. Я вернулся и поехал к Назлояну, говорю, что Мастропаоло приглашает Марину, вашу красавицу, она ему очень понравилась, не скрою, он хочет, чтобы она приехала. А Марина у Назлояна была типа бедной родственницы, подмастерья, самой младшей сестрой его жены. И, к моему величайшему удивлению, Назлоян второй раз доказал мне, что люди не те, за кого себя выдают. Они с радостью дали на это согласие. Вот тогда я и понял, что он был другим человеком. Я думал все что угодно, но уж кому как не Назлояну, как не людям этой национальности, не знать, чтó за этим могло стоять. Если в вопросе с Никой как-то просматривалась составляющая интереса к ее поэтическому творчеству, то здесь ни о каком творчестве речь не шла. И сама Марина, и этот Гагик были крайне заинтересованы в том, чтобы она поехала. Чуть ли не выторговывали условия этой поездки. Я сообщил Мастропаоло, что Марина приедет. Это было море радости. Мы согласовали дату приезда, и он сказал, что встретит ее в аэропорту Женевы.