Что она могла делать целыми днями? Ну, поездки, прогулки, приемы… Писали, что там она пила.
Из рассказа Людмилы Карповой: «Мне кажется, Ника придумывала, что Джованни прекрасный. Он, наверное, был добрым, благородным, относился с нежностью к ее таланту, боялся, что в нашей стране она погибнет, не выживет. Мы также считали, что он как психиатр увидит в Нике ее ненормальности и поможет ей. А она почти не выходила на улицу, нигде не бывала, наверное, пила, благо для этого там были все возможности, но каждый месяц нам звонила и говорила, что все хорошо. По-моему, там она была очень унижена, хотя все, кто ее окружали, относились к ней с душой, за исключением жившего в соседней комнате внука Джованни, который ее ненавидел и издевался над ней. В холле дома, где она жила, стояла масса бутылок со спиртным. Не знаю, но думаю, что она могла этим воспользоваться. Мне даже кажется, что она там напивалась (прости меня Никушечка!)».
Не буду перечислять версий о финале швейцарской эпопеи Ники, интересующих отсылаю к статьям, О. Мозговой[194]
, А. Василенко[195], П. Молотковой[196], Н. Макаревич, С. Макаренко, Н. Арабкиной (последние три упоминались ранее). Впечатление, что авторы этих статей, кстати, все дамы, работали в Институте майевтики и лично знали Мастропаоло, хотя ни одна из них, как и все остальные их коллеги, даже не знали его фамилии и называли лишь по имени.Сергей Миров, близко знавший Нику, вспоминает: «Она сбежала из Швейцарии, потому что ей стало скучно. Что значит сбежала? Джованни ее не запирал. Она мне рассказывала, что моталась по Лозанне на мотоцикле без шлема, без страховки и без глушителя. Ей стало скучно, жизни нет…» Независимо от Мирова Геннадий Болгарин, видевший Нику незадолго до отъезда из Швейцарии, сказал мне: «Помните, как Вознесенский писал: “А в глазах тоска такая, как у птиц, / Этот танец называется – стриптиз”. Лучше не скажешь».
Тосковала же Ника от одиночества. В России у нее были родные, какой-то круг друзей, знакомых, в конце концов, собутыльников. А здесь даже пить приходилось в одиночестве, которое от возлияний только обострялось. «Одиночество загнало в угол, – писала Ника. – Томлюсь от страха, что не умею разобраться в окружении своем. Тоскую по не совершившимся делам… Нельзя сказать, что странной я была. Напивалась – могла смотреть в глаза. Трезвела – попадала в молчанье душ слепых». И хотя эти строки не относятся к пребыванию Ники в Швейцарии, но полностью соответствуют тогдашнему ее состоянию. Кстати, в ее дневниковых записках нет ни одного слова об этой поездке. О причине этого – в третьей части книги.