Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Март 1994 года. Ника полгода живет в Ялте с бабушкой. Она влюблена в Константина Постникова и потому не уезжает в Москву. Хотя, по словам Алексея Косульникова, неоднократно покупала туда билеты, но каждый раз сдавала в последний момент. («Изящная такая игра с самой собой. Она это понимает, хотя порой и боится в этом себе признаться».)

Косульников той весной появился в Ялте не случайно: по словам Карповой, она от имени Ники написала письмо в «Комсомольскую правду», в котором сетовала, что ее, некогда автора этой газеты, совсем забыли. «В ответ на письмо приехал корреспондент, – рассказала Людмила Владимировна, – молодой, лет тридцати, симпатичный мужчина, которого мы пригласили домой. Он остановился в гостинице “Крым”. Вскоре Ника призналась мне, что журналист ей нравится, и пошла к нему в номер. У них завязался роман. Москвич провел в Ялте две недели. Костя каким-то образом узнал о Никином увлечении и явился в гостиницу “Крым” с ножом, но, к счастью, в номере их не застал – они были в ресторане».

Эта версия Карповой, аналогично другим, была ее выдумкой. Вот что рассказал Постников: «Косульников приехал к Нике, чтобы взять у нее интервью. Они сидели у меня в баре, а потом пропали. Я действительно разозлился. Не знаю, где они провели ночь – в гостинице или нет. На следующий день Ника объявилась, а Косульников улетел в Москву, после чего напечатал о ней хорошую статью».

Из рассказа Косульникова, в те годы корреспондента «Новой ежедневной газеты»: «Это были не письмо и не звонок в редакцию. У нас работал собственный корреспондент в Крыму Володя Андронаки, а я очень любил ездить в Крым весной и каждый раз подгадывал, чтобы в это время года быть там. Я позвонил ему и сказал: “Вова, я хочу в Крым дня на два-три, придумай мне что-нибудь”. Он позвонил буквально в тот же день или назавтра и сказал: “Ты просил Крым – вот тебе Крым, пожалуйста. Нику Турбину помнишь?” – “Помню”. – “Так она вот здесь”. Я удивился: “Она еще жива?” – потому что о ней реально лет шесть-семь ничего слышно не было. А Володя прочитал о ней в местной газете и достал номер ее телефона. Меня в Ялту никто не вызывал».

Сначала Ника старалась произвести впечатление на Косульникова и вела себя подобающим образом. «А я, – вспоминает Косульников, – хотя к тому моменту был парнем довольно тертым, но с какой стороны ни подходил к Нике, упирался в стенку. Вообще пробиться не мог. Так продолжалось часа полтора, а потом у нее что-то щелкнуло в мозгах, и она перешла исключительно на мат, сказала, что ей надоело вы…ываться и дальше будет говорить все как есть. И действительно начала так говорить. Я подозреваю, что она просто другой модус[216] включила. Мы дружили до самой ее гибели, и могу сказать, что примерно в этом модусе она пребывала все время, особенно если выпивала, что происходило в общем-то регулярно. А потом мы пошли гулять, зашли в бар к Косте, выпили и, собственно, все, что написано в моей статье, по сути, рассказано было ею в достаточно расслабленном состоянии».

К чему вся эта история? Уж точно не для того, чтобы поведать читателю, как влюбленная Ника бездельничала в Ялте, отвлекаясь от романа с Постниковым на очередное увлечение. Суть – в ином. При встрече с Косульниковым Ника сказала, что хочет заниматься чем-то более содержательным, чем поэзия. «Не в плане денег, разумеется, – заметила она, – а в плане занятия для головы и рук. Я вот, например, могу быть актрисой. Не сказать чтобы мне это так сильно нравилось, что я брежу этой идеей, однако знаю: это я могу. Вот думаю сейчас, вернуться, что ли, в Москву и поступить снова, учиться на что-то актерское?»

Но это были пока что мысли вслух. «Потом, спустя время, – вспоминает Косульников, – и Ника, и Майя говорили, что, когда вышла моя статья, Ника решила, что жизнь еще не кончилась, что я правильно написал и ей нельзя ставить на себе крест, а надо вернуться в Москву и попытаться начать какую-то новую прекрасную жизнь, которая, может, уже началась». Так и произошло, до известного предела.

Брак Майи и Егорова продолжительным быть не мог. «Кому Майя была нужна, – сокрушалась Карпова, невольно повторяя слова Никаноркина, – постоянные рвоты, запах изо рта, выскакивающие зубы, странное поведение? Она была инвалидом. В Москве она погибала и все чаще уезжала с Машенькой в Ялту, используя любую возможность вернуться под мое крыло. Олегу все осточертело. Мало того, что он женился на женщине старше себя, так еще и больной. Майю он не любил никогда и был обворожен Никушей. Майя же хотела, чтобы у нее был муж, который терпел бы ее заскоки и чудачества».

Рассказывает Лера Загудаева: «Олег с Никой бесконечно скандалили. Я удивилась, что Маша родилась. Через год у Майи с Олегом контакта не было. Как-то я увидела их в храме, они стояли рядом. Майка по виду была такая одинокая, совершенно не нужная Олегу. Я поняла, что она мучается».