Однажды Ника, находясь в состоянии аффекта, громила в квартире все подряд – била окна, срывала шторы, творила нечто невообразимое. Закончилось это тем, что ее отвезли в психушку в Симферополь, о чем упоминалось в главе 10 части I книги. Но то была очередная фантазия Карповой. На самом деле все происходило иначе, что подтверждает рассказ Постникова: «В то время когда Ника не могла выйти из своего неадекватного состояния, я поехал к начальнику наркологической службы в Ялте, и он дал ей направление в Строгановку (психиатрическая больница в Симферополе. –
Но и в Москве Ника давала прикурить Постникову. «Когда я в очередной раз приехал к ней, – рассказывает Константин, – мы оба хорошо выпили, и она схватилась за нож со словами: “Я тебя сейчас, Котя, убью”. Я говорю: “Ну, давай, убивай, у тебя же не хватит духа меня убить”. Когда она приставила к моему сердцу нож, я ей сказал: “Ну, что дальше, не можешь? Давай, убивай!” Она, конечно, не смогла. Тогда я говорю: “Что ж ты ничего не делаешь, значит, за свои слова не отвечаешь? Все, я ухожу от тебя”. Ника пошла в ванную. Я оделся и уже стоял возле входной двери, когда дверь в ванную открывается, выходит Ника с ведром воды и – раз, это ведро вылила на меня со словами: “Котя, ну куда ты пойдешь такой мокрый?” Я ей ответил: “Ты меня не остановишь” – и уехал к другу”. А она потом, дня через два, приехала за мной к нему, хотя не знала где он живет. Оказалось, что жена моего друга гуляет с собакой, а мы когда-то с Никой проезжали тот район. И она, как следопыт, добралась до этого района, и у всех, кто гулял с собаками, спрашивала, не знают ли они женщину, которая выгуливает боксера. Как правило, все собаководы друг друга знают. Таким образом Ника нашла меня и уговорила к ней поехать».
«Сколько раз я пыталась вырвать девочку из запоев, – сокрушалась Галич, – но женский алкоголизм – страшная вещь. Он практически неизлечим… Что поделать, видимо, талантливые люди сильно подвержены этой пагубной привычке. У них очень тонкая душа, которая, соприкасаясь с нашим грубым миром, болезненно на него реагирует. И тогда они защищаются алкоголем». Такое объяснение можно принять с большой натяжкой, потому что, если следовать этой логике, то непонятно, почему не спился затравленный советской системой гениальный Борис Пастернак, у которого душа была не менее тонкой. «Может быть, если б с нею рядом был человек, за которого можно было бы уцепиться, – рассуждает Ольга Мозговая, – верный и надежный, который заставил бы ее бросить пить… Если бы, если бы! Что толку в сослагательных наклонениях? И кто бы вытерпел, кто бы нянчился уже не с маленькой девочкой-вундеркиндом, котенком, на кого только и можно что умиляться, а сложной, изломанной, капризной, вздорной молодой женщиной? Есть такие мужчины, чтобы все это терпеть?! Сомнительно. Ну что: вспомнили обо мне? Поклонники (а то и собутыльники, чего уж!) бросали и женились на других. Она оставалась одна»[220]
.Интересно по этому поводу высказывание Ники в ее дневниковых записках: «…я много пила. Самое страшное – то, что эта дурная слава останется до конца. Вот будет мне девяносто лет, и буду я великой драматической киноактрисой, из грязи в князи, как говорится, или напишу великую поэму – не важно что, все равно все будут вспоминать те моменты, когда пьяная Турбина валялась под столом». Она снова написала стихи о клоуне, но совсем другие: «Бегу по обручальному / Кольцу. / Я люд смешу. / Наживка – нос, / Колпак из слез / И обручем – кольцо / Из льда, / Поблекла маска, / Как и я».
О тех, кто жили в вместе с Никой в ее квартире, можно было бы написать захватывающую повесть, и я когда-нибудь ее напишу. Им просто нет числа, этим сожителям и квартирантам. Подавляющее число из них были людьми неустроенными, несостоявшимися, пьющими. Но интересно другое: почти все они со временем стали на ноги, нашли свое место в жизни, обзавелись семьями, и только одна Ника не удержалась на этой планете. Я встречался со многими, кто делил с ней скромную жилплощадь, и не верил в беспросветное прошлое этих людей.