Нике нужен был такой человек, как Костя. У нее часто не работал телефон – его отключали за неуплату междугородних звонков. Костя приезжал и оплачивал. На мой взгляд, кроме него, Ника никого не любила, это были так – влюбленности. Как-то мы сидели с ней и еще одной подругой. Вдруг она говорит: “У Кости есть сын. Девочки, у него есть сын”. Мы спрашиваем: “Подожди, подожди, ну откуда у него взялся сын?”. Ника тут же начинает этим жить, она реально этому верит и реально переживает. Проходит десять минут, и Ника говорит: “Ну, девочки, это я пи…дела”. У нее бывало такое, но это было очень трогательно, по-детски забавно. (О Постникове тепло говорили все, но только Азарова попросила показать, как он выглядит сейчас, и сказала: «Я бы его не узнала, вообще другой человек. Помню, у него было такое тонкое лицо, он носил бороду. Вот только глаза остались. Он хороший, очень хороший». –
Помню, как Ника превосходно читала Бабеля в конце семестра по сценической речи (она сама это выбрала), а когда нам надо было делать самостоятельные отрывки, она, не раздумывая, сказала, что будет делать “Яму” Куприна. Я просилась к ней в отрывок, но почему-то это не состоялось.
У Алены Галич было несколько любимчиков, в том числе и Саша Федяинов, из-за которого мы с Никой поспорили, кто из нас лишит его девственности. Он был у нас единственным девственником, не помню уже, как мы это узнали. Ника говорит: “Я буду!” – а я говорю: “Нет, я!” Мы долго спорили и вышло так, что Ника должна была иметь дело с Федяиновым. Действие происходило в общежитии, в моей комнате. Я ушла – всегда было где переночевать. На следующее утро прихожу и спрашиваю у Ники: “Ну что?” – а она говорит: “Ты не представляешь, он стал раздеваться, а у него под джинсами старые бабушкины гамаши. Представляешь, Света? И я не смогла”. Эти гамаши ее остановили. Поэтому Федяинова мы не тронули.
Однажды мы с Никой пришли к известному художнику Эдуарду Дробицкому, с которым я дружила. У него мастерская была в одном из переулков Арбата. Он жил на последнем этаже – знаете, старые арбатские чердаки, где многие художники живут. Мастерская была большая, комнат пять, и в одной из них жили павлины. Мы сидели, пили водочку, и вдруг эти павлины стали орать. Турбина, помню, сидела справа. Она ко мне поворачивается и говорит: “Азарова, ты чего орешь?” Я говорю: “Это не я, это павлины” А она: “К тебе “белка” пришла. Какие павлины?”
К моему величайшему сожалению, я с Никой не общалась пару лет. Мы с ней поссорились в 1998 году из-за ерунды. Она попросила меня дать ей мою синюю шелковую юбку. Я ей сказала: “Ника, не дам. Ты напьешься, пропалишь шелк, и вещь пропадет. Это моя любимая парадная юбка”. Она на меня за это обиделась. Дурацкая такая ссора. Я никому не рассказывала ее причину, потому что Ника, будь она на моем месте, юбку дала бы. Ника давала все. Она никогда не думала: пропалишь ты, порвешь или еще что. Все могла отдать. Потом мы с ней встретились на ее дне рождения и помирились».
В интервью Оксане Барциц на вопрос, мечтала ли она с детства стать поэтессой, Ника ответила: «“Нет. Я мечтала заниматься театром. Мой отчим – театральный мультипликатор, я выросла среди актеров. Поэтому поступила во ВГИК. Потом случайно попала в Институт культуры”. – “Случайно – это по блату?” – “Что же, я совсем дебильная? Я же не кулек законченный. Через полгода бросила. Непрофессионально там учат. Хочу попробовать себя в ГИТИСе. Хотя учебу я уже переросла, нет сил на нее”». Опять попробовать, в который раз! А что касается учебы, то что это такое, начиная со школьной скамьи, она почти не знала. Невозможно привыкнуть в двадцать лет к тому, чего не делала с семи лет. Но в этом была уже вина не ее, а родных.
Кроме того, Ника сама себе противоречила: в интервью «Комсомолке» («Там профессионально учат») и «Экспресс-газете» («Непрофессионально там учат») она говорила диаметрально противоположные вещи. Понять нетрудно: в первом случае это был 1994 год, когда она училась в Университете культуры, во втором – 1995, когда ее уже оттуда отчислили. Надо же было как-то оправдываться. А в интервью Михаилу Назаренко, объясняя причины неудач, преследовавших ее в «Кульке», Ника сказала: «Мне сейчас фигово. Все рухнуло, рухнуло… Жить скоро будет негде. Денег нет. Из института поперли. Пытаюсь восстановиться и не знаю, чем это закончится. За последние полгода как-то все на меня так наехало, что я чувствую: нет сил справляться, крыша едет».
Карпова задним числом пыталась оправдать Нику. Имея в виду Университет культуры, она сказала: «Там преподавали неудавшиеся актеры. Я сама его закончила (факультет научной информации на базе высшего образования)». Интересный факт: бабушка и внучка учились в одном вузе. И обе заочно. Один мой друг говорил: «Заочно учиться – все равно, что заочно питаться».
О том, что Ника на втором курсе Университета культуры не училась, свидетельствует выписка из приказа № 703 от 2 августа 1995 года: