Навещали Нику также друзья-собутыльники, которые, очевидно, приносили спиртное. Алексей Косульников ужаснулся, когда увидел в тумбочке у Ники бутылку водки. Но на то, как оказалось, была своя причина. По словам Сергея Мирова, когда Ника лежала в больнице, Майя стала жить с ее парнем. «Ника мне сама рассказала эту историю, – вспоминает он. – У меня волосы на голове до сих пор шевелятся: мать с опозданием на две недели приехала к дочке, совершившей самоубийство, и стала жить с ее мальчиком». Подтверждает это Алеся Минина, единственный свидетель той истории. «Меня не было месяц, – рассказывает она, – я уезжала к бабушке в Белоруссию. Вернулась, захожу к Нике в палату, она там лежит с джином-тоником, а в глазах, как говорят, выключили свет. Я спрашиваю: “Чего ты пьешь? Тебе же пить нельзя, у тебя на руке аппарат стоит, может начаться загнивание. Мы о чем с тобой договаривались, когда я уезжала?” А она как закричит: “Ты не понимаешь, что она делает! Леся, не пускай ее сюда, я тебя умоляю! Она страшный человек!” Я поняла, что речь идет о Майе, приехавшей с большим опозданием, и думала, что это подростковые штучки. Говорю: “Подожди, что происходит?” – “Она с ним спит”. – “С кем?” – “С Самохиным, приходит сюда с ним, кормит его из рук…” – “Ник, ты чего вообще? Глупости не говори”. – “Я тебя прошу – сходи, и ты увидишь все сама”. Минина пошла, и то, что увидела, убедительней быть не могло. Нике она ничего не сказала. “Я ушла оттуда в полнейшей прострации, – продолжает Минина, – не в состоянии смириться с увиденным. Это Нику добило окончательно – я ее такой никогда не видела: не человек, а живой труп. Майя – это жуткое чудовище. Я Нике не верила, пока с ней не встретилась».
Такое не умещается в голове: мать, зная, какая трагедия случилась с дочерью, намного позже приезжает к ней, пропивает деньги, оставленные на ее лечение, и совращает парня, с которым дочь жила и из-за которого пострадала. Кем нужно быть, чтобы позволить себе такое?! С этих пор их и без того непростые отношения усложнились. Достаточно сказать, что Ника начала маму называть Майкой. Удивительно, но когда Ника лежала в больнице, Майя практически «висела у нее на шее», ей надо было на что-то жить. Она же не с деньгами приехала, а за ними, благо многие из навещавших Нику приходили не с пустыми руками. А церемониться было не в духе Майи.
Но это еще не все. Оксана Барциц пишет: «В Ялте на имя бабушки был открыт счет, куда все желающие могли отправить деньги». Это подтверждает Андрей Архангельский, который в упомянутой выше статье даже указывает название банка и номер расчетного счета. Те же реквизиты приведены Лидией Фроловой в упомянутой ранее ее статье. Кроме того, по свидетельству Елены Авдеевой, деньги собирали в Ялте в школе № 12, где училась Ника, а ее одноклассники даже ездили в Москву сдавать для нее кровь. Карпова при встрече со мной все отрицала. Нетрудно догадаться, почему: всеми поступавшими деньгами распоряжалась Майя, которая их благополучно потратила еще до поездки в Москву. О тех, кто действительно помог, написано выше. А Полина Молоткова рассказывает, будто Галич договорилась со специализированной американской клиникой о госпитализации туда Ники на три месяца для серьезного стационарного лечения ее психики, но когда согласие из-за океана было получено, Майя внезапно увезла дочь в Ялту. Никогда от Майи и Карповой подобного не слышал.
Рассказывает Алена Галич: «В то время когда Ника лежала в больнице, я узнала, что существуют реабилитационные центры, в котором человека можно продержать довольно долго, около года, до излечения. Ника молодая, потратить на восстановление год жизни для нее не страшно. Правда, для этого нужны были большие деньги, которые обещал дать один центр (подмосковная больница для высокопоставленных алкоголиков. Поскольку лечение там платное, а Ника не была членом Литфонда, то договорились, что ему будет переводить деньги Международный центр помощи литераторам, а уже он – больнице. –
Вместе с тем Минина утверждает, что Ника никуда не поехала, а осталась в Москве, но отказалась от всех контактов, чтобы никто не знал, где она, и ее не тревожили. А о случившемся с ней написала: «Однажды я уже со смертью встретилась, когда с балкона в бездну сорвалась. То был миг боли и желанья. Затем прекрасное озарение светом».
После первого полета Ника, по словам Постникова, рассорилась с Галич. Причину размолвки прояснила Алена Александровна: «Нику надо было хорошо подлечить. Когда я ей сказала об этом после первого падения, она со мной какое-то время даже не разговаривала».
От падения тело Ники было в шрамах, которые на руках она прикрывала рукавами одежды или широкими браслетами. Об этом она писала: «Жизнь продолжалась… / Улыбки белоснежного фарфора / Меня встречали, / Пальцы щекотали нежные места / На теле, изуродованном мною».