Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Ника мечтала о пластической операции, но понимала, что из-за безденежья это нереально. Такой же нереальной стала и мечта об актерстве. Стихи не писались, все мысли были о выживании. Родные помочь не могли, сами нуждались. Что касается друзей, то о них лучше, чем она сама, не скажешь: «Я всегда жила жизнью так называемых друзей – их у меня не было. Да и сейчас я одна». А одной жить она боялась. Завела собаку и двух кошек. «Жизнь, – писала она, – научила мизерному счастью: собака встречает визгом, кошки клубочком уткнулись в шею. Какая радость просто жить! Нет, не хочу умирать!»

«Не знаю, – утверждает Минина, – или это такая защита организма у нее, но она была безумно сильным человеком. Это сразу бросалось в глаза и поражало. Если у тебя случилась беда, она могла развести ее руками, щелчком – и ничего нет».

«Ника рассказывала, – вспоминает Борсюк, – как много думала о том, что с балкона сиганула, когда прочитала книгу Чхартишвили “Писатель и самоубийство”[226]. Она тогда поняла, почему это сделала. Я по ее совету купил эту книжку, прочитал, но не знаю, какая мысль оттуда ее поразила».

К тому времени Ника поняла, что единственная радость, которую она может ждать от жизни, – простое женское счастье. Она словно предвидела его, как и многое в своей судьбе: «…Нет ничего постыдного в том, – призналась она Екатерине Григорьевой, – что и женское счастье – это дом, дети, тепло и даже кухня… В природе есть женщины, которые не совсем женщины. Я имею в виду не физически, конечно же. Вот я из них. И поэтому у меня такого женского счастья не будет, хотя я этого очень хочу. Серьезно хочу и не стесняюсь этого. Я хочу накормить любимого человека, и чтобы в комнате плакал ребенок. И чтобы ему было вкусно, любимому человеку, а ребенка пойти и перепеленать. И я буду счастлива. Я могла бы сказать: “Нет, нет, еще рано, до тридцати – карьера, я хочу писать стихи и работать, потому что я – поэт”. Но женского счастья я хочу, потому что я – Женщина».

Материнство наравне с любовью – основные составляющие женского счастья. «Я не знаю, дружила ли Ника с детьми, когда была ребенком, – говорит Минина, – но знаю, что она очень не хотела иметь детей. Я думаю, это связано с ее мамой. Она говорила: “Я не хочу, чтобы мой ребенок вырос таким же несчастливым, как я”».

Впрочем, Ника сама разъяснила это: за полгода до ухода, в интервью Михаилу Назаренко, на вопрос: «Почему ты не сможешь рожать детей?» – она ответила: «Родить, конечно, можно. Эгоизм мой будет удовлетворен. А дальше что? Чтобы родить ребенка, нужно нести за него полную ответственность и знать, что ты посвятишь ему все, что возможно, и не только в мечтах, а реально… Я бы не хотела, чтобы у моего ребенка было такое детство, как у меня (я не имею в виду поэзию, славу)».

В том же интервью она сказала: «Я уверена, что у меня не будет внуков, так же как и детей. По крайней мере, в очень ближайшем будущем, и в очень не ближайшем тоже. Я боюсь, что не доживу до того момента, когда захочу рожать». Ирина Герасимова так комментирует слова Ники: «Не могла она… совершить, по ее словам, опрометчивый, эгоистичный поступок: зная свою горькую судьбу и будучи сама с детства травмирована отношениями в семье, дать жизнь другому существу. Это мотив нерождения был предсказан ею в одном из ранних стихотворений»[227].

Не будем ходить вокруг да около. Все перечисленные выше причины, из-за которых Ника зажгла красный свет своему материнству, конечно же, верны, но в них звучит недоговоренность, которая заключается в том, что Ника больше всего боялась передать ребенку гены своей матери. Об этом надо было давно сказать, но лучше позже, чем никогда. В справедливости этого суждения читатели будут убеждаться с каждой последующей страницей этой книги.

Вот какой увидел ее Павел Галич[228], когда она приехала в Москву после первого полета Ники: «Майю прямо трясло. И не потому, что с дочерью произошло несчастье, а потому что от нее зависит ее, Майина, жизнь. Потому что она привезла Нику в Москву, и, случись с ней что-то, Майя будет всего лишена. Она даже говорила: “Как Ника посмела так поступить, не подумав обо мне, о бабушке?”. А она и бабушка думали о Нике, когда бросили ее в Москве?»

Для обретения женского счастья у Ники осталась лишь любовь, хотя снова влюбиться ей было крайне сложно после недавнего романа с Константином Постниковым. Да и она сама не была уверена, что сможет завести семью: «Я… не смогу, наверное, готовить, стирать с утра до ночи рубашки и трусы, штопать носки, рожать детей, ходить в бигуди и в застиранном халате. Это я, конечно, утрирую, но я не смогу хранить очаг. Потому что у меня в голове ветер, в заднице шило и так далее».